Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2 - [27]

Пока мы обменивались этими словами, все уже рас­смотрели отрубленную голову. Женщины сделали шаг назад, мужчины — шаг вперед.

— Эй, Халим! — по-татарски крикнул князь Тарха­нов. — Что это ты сюда принес, сынок?

Халим поднял голову.

— Это голова предводителя лезгинских разбойников, которую посылает вам господин Бадридзе, — отвечал он. — Господин Бадридзе приносит вам свои извинения, что он не явился лично, но его следует ждать здесь через минуту: там было очень жарко, и он пошел сменить рубашку.

— Не говорил ли я вам, что он скоро пополнит свою дюжину голов? — сказал, обращаясь ко мне, юный князь.

— Ну а поскольку голову у мертвеца отрубил я, — про­должал Халим, — то господин Бадридзе отдал ее мне. Стало быть, князь, причитающиеся в таких случаях десять рублей вы должны мне.

— Хорошо, хорошо, — произнес князь, — поверь мне в долг до вечера. Положи голову куда-нибудь, где ее не сожрут собаки; завтра надо будет выставить ее на базаре в Нухе.

— Хорошо, князь, — ответил Халим и исчез на лест­нице, которая вела на балкон.

Минуту спустя мы увидели, как он появился с пустыми руками, припрятав голову в безопасном месте.

Через несколько минут показался и Бадридзе в безуко­ризненном наряде.

Когда лезгины попали в приготовленную для них засаду, Бадридзе приказал своим людям стрелять в них; его команда была выполнена, и трое лезгин упали замертво: вот эту ружейную пальбу мы и слышали.

Лезгины дали отпор, но Бадридзе ринулся на их пред­водителя, и завязался рукопашный бой, в котором Бадридзе ударом кинжала раскроил череп своему против­нику.

Видя, что затеянное ими нападение провалилось, а их предводитель убит, лезгины обратились в бегство.

Стало быть, ничто более не мешало празднику продол­жаться, а дамам — танцевать лезгинку.

Именно это дальше и происходило, однако около одиннадцати часов вечера случилось еще одно событие.

Мы заметили, что Халим, явно пребывая в сильном беспокойстве, ходит взад-вперед.

Было очевидно, что он что-то ищет и, по всей вероят­ности, крайне удручен своей потерей.

— Что ищет Халим? — обратился я к юному князю.

Князь расспросил нукера и со смехом возвратился к нам.

— Он не помнит, куда положил отрубленную голову, — смеясь, промолвил князь, — и думает, что ее у него украли.

Затем, обратившись к нукеру, он произнес, будто при­казывал своей собаке:

— Ищи, Халим, ищи!

И Халим в самом деле отправился искать голову.

Наконец он с большим трудом нашел ее.

Как выяснилось, Халим положил голову на скамью, стоявшую в темном углу прихожей.

Приглашенные на бал гости, не замечая головы, бро­сали на эту скамью свои плащи и шубы.

В итоге голова оказалась погребенной под шубами и плащами.

Но, уходя, каждый брал свою верхнюю одежду.

Наконец под последней шубой Халим обнаружил про­павшую голову.

— Хорошо ли вы развлеклись? — спросил Иван, про­вожая меня в отведенную мне комнату.

— Невероятно, князь, — ответил я.

На другой день голова лезгинского предводителя была выставлена на базарной улице и снабжена надписью, содержавшей его имя и обстоятельства, при которых он обрел смерть.

XXXIV. ОТЪЕЗД

Нуха, как мы уже сказали, это чудесный город или, с нашей точки зрения, восхитительная деревня; он явля­ется средоточием дачной жизни, и благодаря этому с апреля по октябрь его население возрастает с двенадцати до шестидесяти тысяч душ.

И в самом деле, сюда приезжают, чтобы найти при­бежище под свежей тенистой листвой и посидеть возле здешних прелестных ручьев.

Главный предмет торговли в Нухе — шелк. Город имеет фабрику, но не ткацкую, а шелкомотальную: ежегодно тут продается на шесть миллионов шелка-сырца.

Значительная часть тех великолепных деревьев, что покрывают здесь своей тенью дома, это шелковицы, листья которых служат кормом для мириадов червей, составляющих своими коконами богатство края.

Чуть более года тому назад, после повальной болезни, уничтожившей три четверти шелковичных червей на юге Пьемонта и Миланской области, в Нуху приезжало несколько итальянских купцов, чтобы закупить здесь яйца шелковичных бабочек; однако в Нухе им отказали в продаже, так как она пошла бы на пользу конкурен­там.

Купцам пришлось обратиться к лезгинам.

Молодой декоратор тифлисского театра, по фамилии Феррари, изъясняющийся почти на всех кавказских наре­чиях, отважился на рискованное путешествие: он выря­дился горцем и отправился в путь, взяв с собой двести тысяч франков золотом и серебром (непокорные лезгины признают лишь золото и серебро и ни во что не ставят бумажные рубли). Он с успехом провернул дело, и ита­льянцы покинули Кавказ, увезя с собой достаточное количество яиц шелковичных бабочек, чтобы с избытком возместить свои потери в Европе.

Понятно, что вместе с покорными лезгинами, прихо­дящими в Нуху продавать сукна, шелковичных червей и баранов, сюда без труда пробираются и непокорные лез­гины. Жители равнин и горцы легко распознают друг друга, но никогда не выступают доносчиками.

Эти непокорные лезгины приходят, чтобы разбойни­чать, грабить, отрубать руки, а порой и в поисках средств совершить на город набег вроде того, свидетелями кото­рого мы только что стали.

Голова, выставленная на площади в Нухе в этот день, была пятой в текущем году.