Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [26]

У второй ниши тема беседы менялась, но итог был тот же самый.

Возле последней ниши он выпивал двадцатый стакан пунша. К счастью, эта ниша находилась у самой его постели.

Врач ложился спать, довольный собой: он посетил всех своих пациентов.

В Темир-Хан-Шуре я познакомился с одним батальон­ным командиром, в ходе кампании 1856 года имевшим дело в основном с турками и сохранившим к ним лютую ненависть за пулю, которую они всадили ему в бок, и за сабельный удар, который оставил шрам у него на лице.

Это был превосходный человек, храбрый до безрассуд­ства, но нелюдимый и необщительный, не состоявший в дружеских отношениях ни с кем из своих сослуживцев.

Он ухитрился поселиться в небольшом уединенном доме, стоящем почти вне города, и жил там в обществе пса и кота.

Пес имел кличку Русский, а кот — Турок.

Пес был злой шавкой с белыми и черными пятнами и бегал на трех ногах — четвертую он постоянно держал приподнятой; одно ухо у него лежало, а другое стояло, словно громоотвод.

Кот же был обычным домашним котом и имел серую окраску.

До конца обеда Турок и Русский пребывали в самых дружеских отношениях; один ел по правую сторону, а другой — по левую сторону от хозяина.

Однако после обеда батальонный командир закуривал трубку, брал Турка и Русского за загривок и садился возле входной двери на стул, приготовленный ему денщиком.

Сидя там, он говорил коту:

— Тебе известно, что ты Турок?

А собаке:

— Тебе известно, что ты Русский?

И обоим вместе:

— Вам известно, что вы враги и должны задать друг другу трепку?

Предупредив их таким образом, он тер морду одного о морду другого до тех пор, пока, невзирая на всю их дружбу, пес и кот не проникались взаимной ненави­стью.

И тогда начиналась трепка, о которой говорил бата­льонный командир. Сражение продолжалось до тех пор, пока один из противников не сдавался. Почти всегда кончалось тем, что побои получал Русский, то есть шавка.

Когда мы имели честь познакомиться с батальонным командиром, его котом и его псом, у Турка был отгрызен нос, а Русский был крив на один глаз.

Я с печалью представляю себе, какой станет жизнь этого храброго офицера, если он будет иметь несчастье, впрочем неизбежное, лишиться когда-нибудь Русского или Турка.

Вероятно, он застрелится, если только не начнет делать визиты, подобно полковому лекарю, или путешествовать, подобно капитану.

Что же касается обычных казаков, то два их любимых животных — петух и козел.

Каждый кавалерийский эскадрон имеет своего козла, каждый казачий пост — своего петуха.

Козел приносит двойную пользу: его запах прогоняет из конюшен всех вредных гадин — скорпионов, фаланг, сороконожек.

Это польза фактическая, материальная.

Но от него есть польза и в поэтическом отношении: он отпугивает всех тех домовых, что по ночам проникают в конюшни, запутывают гривы у коней, вырывают у них волосы из хвоста, взбираются им на спину и заставляют их с полуночи до рассвета скакать во сне, хотя те и не двигаются с места.

Козел — это повелитель эскадрона. Он всегда помнит о своем достоинстве: если конь начинает пить или есть прежде его, козел бьет нахала своими рогами, и тот, сознавая свою вину, даже не пытается защищаться.

Что же касается петуха, то у него, как и у козла, есть и материальное, и поэтическое назначение.

Его материальное назначение состоит в том, чтобы возвещать время. Донской и даже линейный казак редко имеет карманные часы, а еще реже настенные.

Мы были свидетелями радости всех казаков на одном из постов, когда их петух, полностью прекративший петь, вдруг снова обрел голос.

Перед этим казаки собрались на совет и стали обсуж­дать, отчего их певец зари лишился своей веселости.

Самый рассудительный из них отважился высказать следующее мнение: «Возможно, он печалится и не поет больше потому, что у него нет кур!»

На другой день, на рассвете, все казаки отправились на поиски, и вскоре мародеры принесли трех кур.

Не успели спустить кур на землю, как петух вновь обрел голос.

Это доказывает, что между петухами и тенорами нет ничего общего.

IX АБРЕК

По прибытии в Шелковую я прежде всего позаботился известить о своем приезде полковника, командовавшего постом.

По части грязи Шелковая является достойной сопер­ницей Кизляра.

Затем я вернулся, чтобы заняться обедом.

Но самое трудное уже было сделано. У одного из наших соседей-офицеров, того, что возвращался в Дер­бент, был слуга-армянин, необычайно искусный в при­готовлении шашлыка. Он накормил нас шашлыком не только из баранины, но и из ржанок и куропаток. Что же касается вина, то о нем хлопотать не приходилось — мы привезли с собой девять бутылок, а состояние блажен­ства, в котором пребывал наш молодой поручик, доказы­вало, что в Шелковой недостатка в вине нет.

Когда обед подходил к концу, появился полковник: он пришел ко мне с ответным визитом.

Прежде всего мы поинтересовались у него, как нам продолжать путь. Напомним, что на протяжении ста пятидесяти верст почтовое сообщение было прервано, ибо ни один станционный смотритель не хочет подвер­гать опасности своих лошадей, которых каждую ночь могут похитить чеченцы, и свою особу, которая вполне может лишиться головы.