Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [15]

Но когда вам надо спешить и когда у вас нет сумаха, вы вполне можете счесть эти два усовершенствования излишними.

Кстати, если у вас нет вертела и вы путешествуете в краях, где о нем не имеют понятия, то этот предмет кухон­ной утвари отлично заменяется ружейным шомполом.

На протяжении всего проделанного мною путешествия шомпол моего карабина постоянно служил мне вместо вертела, и я не заметил, чтобы это унизительное для него употребление повредило заряжанию оружия, приложе­нием к которому он служил.

В Мингрелии мне удалось научиться готовить шашлык другим способом, о чем я сообщу в свое время и в над­лежащем месте.

В то время как я жарил шашлык, а Муане и Калино, в ведении которых находились более простые хлопоты по хозяйству, накрывали на стол, от городничего, только что узнавшего о нашем прибытии, принесли сливочного масла, двух молодых цыплят и четыре бутылки старого вина.

Я велел поблагодарить городничего и известить его, что нанесу ему визит тотчас после обеда.

Масло и цыплята были отложены для завтрака на сле­дующий день.

Однако бутылка старого вина кончила за обедом свои дни, и я ничего не мог ей пожелать: благословение Господне было с нею.

По окончании обеда, выполняя данное мною обеща­ние, я взял с собой Калино в качестве переводчика и, оставив Муане, делавшего зарисовку семилетнего маль­чугана с его кинжалом или, лучше сказать, кинжала с его семилетним мальчуганом, отважился вступить в какое-то болото, где грязь была мне по колено.

Это был главная улица Кизляра.

Не сделав и десяти шагов, я вдруг почувствовал, что кто-то дернул меня за полу редингота (я называю так выбранное мною платье, не имея возможности дать ему более подходящее название).

Я обернулся.

Это был наш молодой хозяин: став чрезвычайно пред­упредительным, он на ломаном русском языке, смешивая его с татарским, сделал мне замечание, что я вышел из дома, не взяв с собой оружия.

Калино перевел мне его слова.

Я в самом деле вышел из дома, не взяв с собой ору­жия; было четыре часа дня и совершенно светло, поэтому мне и в голову не приходило, что я поступаю неосмотри­тельно.

Я хотел было идти дальше, не обращая внимания на советы молодого татарина, но он так упорствовал, что я, не видя никакой причины, которая заставила бы этого парнишку насмехаться над нами, уступил его настоя­ниям.

Я вернулся домой и заткнул себе за пояс хорасанский кинжал длиной в пятнадцать дюймов, который был куплен мною в Астрахани и который я носил во время поездки, но счел излишним носить в городе. Калино взял большую французскую саблю: она досталась ему от отца, подобравшего ее на поле сражения при Монмирае. Не слушая на этот раз замечаний нашего молодого хозяина, настаивавшего, чтобы каждый из нас прибавил к этой нелепой экипировке, и так уже достаточно грозной, еще и по двуствольному ружью, мы покинули дом, известив Муане об опасности и дав ему совет заботиться о сохра­нении не только вещей, но и самого себя.

VI ВЕЧЕР У КИЗЛЯРСКОГО ГОРОДНИЧЕГО

Городничий жил на другом конце города, и, чтобы добраться до его дома, мы должны были пройти через весь Кизляр.

Был базарный день, поэтому нам приходилось прокла­дывать себе путь среди телег, лошадей, верблюдов и тор­говцев.

Сперва это получалось довольно легко, поскольку вна­чале мы пересекали Крепостную площадь — огромную эспланаду, над которой высятся военные укрепления и на которой могли бы маневрировать двадцать пять тысяч человек, но, когда мы перешли с нее на базарную пло­щадь, нам пришлось вступить в настоящую борьбу.

Не сделав и пятидесяти шагов посреди этой толпы вооруженных до зубов людей, я понял, как низко должны были ставить они — и все вместе, и каждый по отдель­ности — человека без оружия.

Оружие на Востоке служит не только для того, чтобы вы могли защитить себя, но и для того, чтобы предотвра­тить нападение на вас.

Вооруженный человек, даже храня молчание, словно говорит: «Уважайте мою жизнь, а не то берегите вашу».

И эта угроза вовсе не бесполезна в краях, где, как ска­зал Пушкин, у б и й ство — простое телодвиже­ние!

Пройдя базарную площадь, мы вступили, наконец, на улицы города.

Нет ничего живописнее этих улиц с их растущими там и сям деревьями, с их лужами грязи, где барахтаются гуси и утки, а верблюды запасаются водой на дорогу.

Почти на всех улицах сделана земляная насыпь, под­нятая на высоту трех или четырех футов от уровня дороги и образующая пешеходный тротуар шириной в тридцать или сорок сантиметров.

Если на таком тротуаре сталкиваются друзья, то, вза­имно уступая дорогу и цепляясь друг за друга, они могут продолжать путь, каждый в свою сторону.

Но совсем иное дело, если это враги: кому-то из двоих приходится сойти в грязь.

По вечерам эти улицы должны обращаться и, несо­мненно, обращаются в настоящие разбойничьи вертепы, напоминающие даже не Париж времен Буало, ибо Париж времен Буало — это безопасное место в сравнении с Киз­ляром, а Париж времен Генриха III.

Прибыв к городничему, мы велели доложить о нас, и он вышел нам навстречу.

Городничий не знал ни слова по-французски, но бла­годаря Калино эта помеха была устранена; кроме того, в первой же обращенной ко мне фразе он сообщил, что его жена, с которой нам предстояло встретиться в третьей гостиной, говорит на нашем языке.