Путеводная звезда - [15]

— Да, но не такой, как этот. Он ведь с тобой уже давно и практически стал частью тебя.

Гейб был прав. Она копила деньги почти год, чтобы купить этот фотоаппарат, и она очень любила его.

— Ну, скажи мне, — упрашивал ее Гейб, — что мне нужно сделать, чтобы ты поверила, что я не предам тебя? Ради бога, ты что, не видишь, что я хочу помочь тебе?

— Ты не можешь помочь мне. Ты и так все испортил тем, что привез меня сюда.

— Тогда я хочу исправить свою ошибку. Пойми, Ронни, я не собираюсь причинить тебе вред.

Она никому не раскрывала свою тайну, даже Джеду. Было так тяжело хранить молчание, так хотелось с кем-нибудь поделиться.

— Ронни?

— У меня нет паспорта, — внезапно сказала она.

— И это все? — Его лицо просветлело. — Ты его оставила в Саид-Абабе? Никаких проблем. Мы тебе сделаем дубликат.

— Ты не понял. Я не потеряла паспорт. Он у меня поддельный.

Гейб замер.

— Поддельный?

— Да. Я купила его на черном рынке. И если кто-нибудь начнет копать, то выяснится, что он фальшивый. Как я вернусь в Штаты? Я журналист, черт возьми, мне нужно быть там, где что-то происходит…

— Подожди минуту, — прервал ее Гейб. — Давай по порядку. Почему тебе вообще понадобилось покупать паспорт? Почему ты не могла получить его?

— Да потому, что я не являюсь гражданкой США, — раздраженно ответила она. — Когда выяснилось, что мой отец не указал в иммиграционной анкете о преступлении, его депортировали и лишили гражданства. Это было еще до моего рождения.

— Понимаю, — сказал Гейб. — И тебе пришлось расплачиваться за его грехи.

— Не совсем. — Ронни мрачно улыбнулась. — Меня арестовали правительственные агенты в Эль-Сальвадоре за то, что я работала на Эвана в качестве шпионки. Ему, правда, удалось вызволить меня, но я все равно осталась преступницей.

— И сколько тебе было лет, когда ты совершила это ужасное преступление?

— Одиннадцать. Эван начал использовать меня, когда мне было восемь. Никому ведь не придет в голову подозревать ребенка. — Она посмотрела на него с убитым видом. — Ты зря иронизируешь. Это и было ужасное преступление. Эван говорил, что он всего лишь удовлетворяет вечный спрос на информацию. Если даже он и не будет этим заниматься, то всегда найдутся люди, готовые продавать и покупать.

— Ты делала то, что тебе говорил твой отец. Ты же была ребенком!

— Когда мне было пятнадцать, я сказала отцу, что не буду больше заниматься этим, но было уже поздно. Для иммиграционной службы возраст не имеет никакого значения. У меня были проблемы с законом, а значит, мое появление в стране не приветствуется. То же касается и моего отца. Серые личности не имеют права голоса.

— Никакая ты не серая личность, черт возьми! Насколько я понял, ты боишься, что пресса докопается до твоего неблагополучного прошлого.

— Конечно, и ты это прекрасно знаешь. Через две недели они уже будут знать обо мне все, вплоть до того, сколько у меня родинок. Твое освобождение — самая шумная история года. Сейчас все только и будут говорить об этом. Моя история может всплыть на этой волне.

— Мои сотрудники не пользуются методами желтой прессы.

— Ты говоришь так только потому, что чувствуешь себя виноватым за то, что привез меня сюда. До правды может докопаться любой журналист, и это вовсе не будет желтой прессой.

— Ну, хорошо, предположим, я признаю, что поставил тебя в неловкое положение. Что ты предлагаешь?

— Лягу на дно и не вернусь в Штаты. А Джед направит меня в новую командировку.

— В Югославию, например?

— Может быть.

— Ну уж нет, — яростно воскликнул Гейб. — Надо придумать какой-нибудь другой выход.

— Какой? Ты думаешь, я не пробовала? — Она перевела дыхание. — Мне нравилось думать, что я американка. Я чувствовала себя американкой.

— Но если ты не американка, то какой ты национальности?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Отец думал, что мать — шведка, но он не был уверен. — Ронни горько улыбнулась. — Ты не сможешь понять. Это совсем другой образ жизни. Ты путешествуешь из одной страны в другую, нигде не остаешься подолгу, нигде не чувствуешь себя дома. Ты то, что написано в паспорте, и, когда паспорт устаревает, устареваешь и ты. Тогда ты покупаешь себе новый, и вот ты уже другой человек.

— Боже! Отличная жизнь для ребенка.

— К этому привыкаешь.

— Ну да, конечно.

— Да, привыкаешь. Ты живешь сегодняшним днем, радуешься всему хорошему, что встречается у тебя на пути, и не обращаешь внимания на все остальное.

— Готов поспорить, что было много таких вещей, на которые нельзя не обращать внимания.

— Ради бога, перестань делать из меня мученицу. Я никогда не голодала, у меня всегда был ночлег. Знаешь, я ведь могла родиться и в Сомали.

— Зато у тебя была бы родина. Твой замечательный отец лишил тебя этого.

— Он вовсе не был замечательным. Его и отцом-то можно с трудом назвать, но он не был и монстром. По крайней мере, с ним было весело.

— Помолчи секунду и дай мне подумать, — перебил ее Гейб. — Должен же быть какой-то выход. — Он щелкнул пальцами. — Точно! Мы поженимся.

Ронни была в шоке. Она уставилась на него, как на сумасшедшего.

— Это самая идиотская идея, которую я когда-либо слышала. Что это, по-твоему? Кино со счастливым концом? Иммиграционная служба имеет богатый опыт фиктивных браков ради получения гражданства. — Ее голос вдруг задрожал: — Я больше всего в жизни хочу получить американское гражданство. Если бы это было так просто, я бы заплатила какому-нибудь американцу, чтобы он женился на мне.