Путешествие в страну миражей - [44]

— Страшно смотреть, как толстый стальной стержень, словно свеча, тает в фокальном пятне этой печи, — рассказывал Баум.

Температура в том «зайчике», диаметр которого больше полуметра, достигает трех с половиной тысяч градусов. «Аристократическое» сверхчистое тепло Солнца используется для плавки минералов и металлов, применяемых в керамической, электронной, космической промышленности.

Однажды Баум спросил у профессора Феликса Тромба — создателя и руководителя солнечной лаборатории в Одейо, каково распределение температур в фокальном пятне его печи.

— Равномерное, — ответил Тромб.

— Этого не может быть, — возразил Баум.

Тромб задумался.

— Вы только считаете, а мы это давно уже получаем на практике.

Тогда Баум нарисовал несколько схем и произвел некоторые расчеты, основанные на теории концентрации. Тромб промолчал, но в тот же день пригласил коллегу из Советского Союза посмотреть свои новые работы. С тех пор они друзья. «Крупнейший специалист» использует каждый случай, чтобы посоветоваться с «крупнейшим теоретиком» в вопросах солнечной энергетики…

Баум рассказал мне о грандиозных замыслах «солнцепоклонников». Наиболее фантастичен проект американского ученого Питера Глейзера, предусматривающий создание на высокой орбите спутника-электростанции мощностью десять миллионов киловатт. Японцы не смотрят так высоко, но мечтают не менее смело: они планируют сооружение солнечной электростанции на Земле уже к 1990 году и надеются довести ее мощность до двух миллионов киловатт…

— А мы? — вырвалось у меня.

— Мечтать мы тоже умеем. А работаем над более реальными проектами, которые могут быть использованы уже сегодня. Из этих работ я считаю важнейшими для Туркмении солнечные опреснители, холодильные установки, теплицы, водонагреватели…

— А СЭС — солнечные электростанции?

Баум усмехнулся и дважды повторил это неожиданное слово.

— Не очень благозвучно, ну да привыкнем. АЭС ведь тоже не фонтан… Конечно, и СЭС, как о них не думать? Посудите сами: человечество за одни только сутки сжигает столько топлива, сколько природа накапливала за тысячу лет. Причем от первоначально падавшей на Землю солнечной энергии мы вновь превращаем в энергию едва тысячную долю процента. Ныне существующие далеко не совершенные кремниевые батареи работают с КПД десять — пятнадцать процентов. Экономичность выше в десять — пятнадцать тысяч раз. Зная это, можно ли не думать о СЭС? Но здесь, в Бекрове, мы этого вопроса не решим, нам хватает других задач.

Он подвел меня к небольшому стеклянному ящику, установленному наклонно на бетонном основании.

— Наш первый опреснитель. А вон тот товарищ, — он повернулся и указал на немолодого уже человека с густой шевелюрой над смуглым лицом, — доктор технических наук Реджеп Байрамов, первый туркмен, задавшийся целью напоить с помощью Солнца безводные аулы пустыни.

Опреснитель работал: из трубочки в подставленное ведро непрерывно капала вода.

— За день полное ведро накапает. И никаких забот, только подливай соленую воду да подставляй тару под пресную. Конечно, надо время от времени протирать стекла от пыли и следить, чтобы не нарушалась герметизация. Сейчас в совхозе Бахарден построен большой опреснитель, работающий по этому же принципу. Скоро его мощность будет доведена до двух с половиной тысяч кубометров дистиллята в год, что соответствует пяти тысячам кубометров чуть подсоленной питьевой воды…

Даже обидно было, до чего невзрачно выглядел этот первый агрегат, с помощью которого ученые попытались взнуздать неуемное туркменское солнце. Ни сверкающих конструкций, ни зеркальных поверхностей. У него, как говорится, был явно нетоварный вид. Может, эта простота и невзрачность и не позволяют ему приобрести популярность, какой он заслуживает? Ведь пустыни Туркменистана буквально плавают на поверхности подземных соленых морей. Чабанским стойбищам и водопойным площадкам очень пригодились бы небольшие, может, даже переносные солнечные опреснители. И хоть технически задача решена, на всей территории Каракумов существует пока один-единственный опреснитель — в Бахардене.

Опреснитель оказался не единственным в коллекции солнечных уникумов Бекровы. Как только я об этом узнал, экспериментальная площадка сразу представилась мне своего рода музеем, где собраны действующие экспонаты солнечных устройств. Научные работники, для которых я, по-видимому, был одним из многочисленных экскурсантов, показали мне небольшой солнечный холодильник и несколько миниатюрных бытовых солнечных печей. Представьте себе веер, который в собранном виде убирается в чемоданчик, а в развернутом — это большой вогнутый зеркальный диск. Чайник емкостью три с половиной литра, установленный в фокусе этого рефлектора, закипел через двадцать пять минут. Я пил этот чай, ничем не отличавшийся от всякого другого, и недоумевал, почему таких печей нет у чабанов, геологов или других людей, вынужденных подолгу жить в пустыне, где на счету каждый сучок саксаула.

Экскурсия продолжалась, как и полагается всякой экскурсии, по принципу: «посмотрите налево, посмотрите направо». Налево стояли черные ящики водонагревателей. И я узнал, что в Японии водонагреватели выпускаются промышленностью и широко используются населением, что их там чуть ли не миллион и что только они экономят топлива на десять миллионов долларов… А направо стояла теплица. Слушая «хозяина» этого стеклянного дома — младшего научного сотрудника Амана Мезилова, я представлял себе холодные зимние ветры с Копетдага, ломящиеся в высокие окна теплицы, и густую зелень за стеклами, тяжелые огурцы на плетях, тугие, матово поблескивающие помидоры.