Путешествие в Россию - [27]

Несчастливые результаты этой кампании — как для русских, так и для австрийцев — вызвали большое сожаление при дворах союзных государств. В Вене сетовали, что и Миних, и Ласси тянут время, вступают с татарами в мелкие стычки, между тем как австрийцам приходится иметь дело с самим везиром и с цветом турецкой армии. Русские же, напротив, говорили, что они ведут куда более серьезную войну, чем принято думать; что она уже обошлась России в сто тысяч солдатских жизней; что в неудачах повинны австрийцы, поскольку они в тридцать седьмом году рассредоточили свое войско, оставили Дунай, увели имевшийся там у них флот и не пошли на Видин, которое тогда легко можно было взять, а от взятия его в значительной степени зависел итог всей войны; что в тридцать восьмом году пришлось оставить Орсову, подступ к Белграду,[319] из-за малочисленности обороняющих его войск, из-за бесконечной смены военачальников и планов и из-за других подобных неурядиц, причиною которых были одни лишь австрийцы.

Среди подобных раздоров заключившие союз монархи продолжили войну и в текущем, тридцать девятом, году; тогда же обе стороны согласились на посредничество Франции, выступавшей за мир. Ласси не ушел с Украины; Дондук-Омбо оставался на Кубани и вместе со своими калмыками настигал татар в самых потаенных их убежищах, безжалостно истребляя всех мужчин, попадавших к нему в руки, а детей и женщин отправляя в Россию; территорию же между Россией и Татарией он превратил в настоящую пустыню. Все это укладывается в обычаи обитателей Востока, которые, опустошив какой-либо край и переселив в другие места его жителей, считают, что этим неприкосновенность границы обеспечивается куда вернее, нежели строительством самых прочных крепостей.

Ласси в этом году удерживало на Украине некое рвение, проявляемое шведами. Шведы плели интриги совместно с Портой, которая признавала в них своих друзей; они вели в Стокгольме секретные переговоры с министром французской короны, в своих гаванях ожидали прихода французской эскадры из Бреста и в Карльскруне не старались увеличить свои морские силы; они свезли в Финляндию огромное количество провианта и под предлогом обновления гарнизонов каждый день отправляли туда новых солдат. Так что Ласси стоял на Украине, готовый при первых движениях шведов прибыть к их границе, на которой было уже сосредоточено все нужное для того, чтобы сдержать неприятеля.

С Веной была достигнута договоренность, что Миних в нынешнем году пойдет через Польшу прямиком на Хотин; при этом русские испытывали бы куда меньшую нужду в провианте и лучше взаимодействовали бы с австрийцами, находившимися в Венгрии. В первых числах мая Миних отправил армейский корпус с несколькими отрядами казаков вдоль берега Днепра, сделав вид, будто путь их лежит на Бендеры, как было годом раньше. Потом он вдруг форсировал эту реку и вошел в Волынь.[320] Уже вступив на территорию Польши, он попросил разрешения пройти через нее. В качестве причины выдвигалась военная необходимость, это всесильное божество: было обещано за все заплатить и соблюдать самую строгую дисциплину. Поляки приумолкли, увидев рядом русские штыки, — те самые штыки, по поводу которых, когда они были далеко, поднималось столько крика: они, мол, представляют угрозу для нейтралитета государства. Турки, ожидавшие русских на берегах Днестра, узнав, что те вошли в Волынь, сами переправились через Днестр и тоже вошли в Польшу с другой стороны, через Подолию.[321] Они оправдывались тем, что следуют примеру противника и что искать с ним встречи подобает там, куда он направится. За малое время татары наводнили и опустошили всю эту провинцию с ее прекрасными реками, цветущими лугами, поставлявшую столько голов скота в половину европейских стран. Крестьяне разбегались, оставляя имущество на разграбление солдатам; вот лишний пример того, насколько немощен нейтралитет, когда он не подкреплен силою оружия.

Пока турки в Польше противостояли корпусу Миниха, великий везир[322] в Венгрии обратил свои взоры на Белград. Осада этой важнейшей крепости облегчалась для него прошлогодним завоеванием Орсовы и плачевным положением австрийцев, которое он рассчитывал еще усугубить, незамедлительно дав сражение. Намерения его осуществились. Валлис, генерал,[323] который в этом году командует австрийскими войсками, позволил неприятелю стать лагерем у Кростки,[324] недалеко от Белграда, и именно здесь неосторожно вознамерился его атаковать. Он полагал найти там всего один корпус в десять тысяч человек, а нашел целую армию, хорошо окопавшуюся и поддержанную артиллерийским редутом, который простреливал все поле фланговым огнем. Поскольку же австрийский генерал не ожидал ничего подобного, то и двинул в дело не все свои силы. Войскам пришлось следовать между горами, длиннейшим ущельем, по которому можно двигаться лишь вереницей, и по мере того как люди Валлиса выходили из ущелья и вступали в битву, они попадали под огонь турок, уже развернувшихся в боевой строй, и отряд за отрядом терпели поражение. Авангард австрийских частей состоял в основном из кавалерии, которая на такой местности сражаться не могла. Эти и другие подобные неудачи двадцать второго числа прошлого месяца привели к разгрому австрийцев, после чего им, естественно, приходится ожидать появления турецкого лагеря прямо под Белградом.