Путь вашей жизни - [20]

Элси. Хорошо, Дадли. Разумеется. Пошли. Пришел час новой ужасной войны. Поспешим, пока не надели на тебя форму, не дали оружия и не послали на убой. (Ласково смотрит на него и берет его руку.)

Он робко, словно боясь сделать ей больно, обнимает ее. Они уходят. Молчание. Затем одна из проституток разражается смехом.

Первая проститутка. Черт побери, чего только не увидишь у вас в пивной, Ник.

Ник. А что она, на том свете, что ли? Она здесь, на улице, в городе, среди людей. Люди приходят и уходят, приносят с собой все, чем живут, говорят то, что им надо сказать.

Вторая проститутка. Такие вот, как она, и отбивают у нас хлеб.

Ник(вспомнив). Да, вот что. Звонил Финнеган.

Первая проститутка. А, эта толстая крыса?

Вторая проститутка. Что ему нужно?

Ник. Денька два-три вам лучше походить по киношкам.

Первая проститутка. А чего там хорошего? Дерьмо одно. (С насмешкой.) Все про любовь да про любовь.

Ник. Дерьмо или не дерьмо, но в ближайшие два дня за вами собираются приударить драконы, так что держитесь отсюда подальше.

Первая проститутка. Никогда не могла устоять перед мужчиной в форме, с дубинкой, значком и пистолетом.

Входит Крапп. Проститутки ставят кружки на стойку.

Ник. Ладно, ладно, идите.

Проститутки идут к выходу и сталкиваются с Краппом.

Вторая проститутка. Мы уходим, уходим.

Первая проститутка. Мы были раньше манекенщицами.

Обе уходят.

Крапп(у стойки). Мало им забастовки, так они еще заставили нас прогонять девушек с улицы. Ничего я уже не понимаю. Как хотелось бы мне вернуться домой и переводить за руку детишек через дорогу, когда они возвращаются домой из школы. Мое место там. Я не люблю беспорядков. Дай пива, Ник.

Ник наливает ему кружку.

(Отпивает немного.) Как раз вот сейчас мой лучший друг Маккарти и с ним еще шестьдесят забастовщиков не пускают в порт штрейкбрехеров, которые хотят разгрузить сегодня вечером «Мэри Люкенбах». Никогда не пойму, какого черта Маккарти стал докером, а не профессором.

Ник. Ковбои и индейцы, полисмены и бандиты, докеры и штрейкбрехеры…

Крапп. И ведь все хотят одного: счастья. Хотят заработать на жизнь, содержать семью, воспитывать детей, спокойно спать. Ходить в кино, выезжать за город по воскресеньям. Хорошие ведь все люди, откуда же тогда эти беды? И ведь ничего им другого не надо, как только выпутаться из долгов и посиживать себе спокойно у приемника. Так какого же дьявола, они вечно враждуют друг с другом? Я обдумал все это, Ник, и знаешь, что мне кажется?

Ник. Не знаю. Что?

Крапп. По-моему, мы все свихнулись. Мне это пришло в голову, когда я шел к двадцать седьмому пирсу. Оглушило вдруг, точно кирпичом. Раньше со мной никогда не бывало такого. Ты только подумай: живем мы в таком чудесном мире, и все вокруг нас так чудесно, а вот погляди на нас. Ты только погляди на нас. Мы свихнулись. Мы спятили. У нас есть все, а мы точно с жиру бесимся и недовольны чем-то.

Ник. Твоя правда, Крапп, мы свихнулись. И все-таки нам ничего не остается, как только жить всем вместе. (Показывает на посетителей пивной.)

Крапп. И нет никакой надежды. Полицейскому, наверно, не положены такие мысли, но что я могу поделать, если они сами лезут мне в голову. Откуда в нас вся эта мерзость? Ведь жизнь так хороша. Как это чудесно— проснуться поутру, и выйти прогуляться, и вдохнуть запах деревьев, и поглядеть вокруг, и увидеть детишек, идущих в школу, и облака на небе. Да просто так походить и посвистеть какую-нибудь песенку, а может, и спеть что-нибудь — разве это не чудесно? Жизнь так прекрасна. Откуда же все эти беды?

Ник. Не знаю. Откуда?

Крапп. Мы свихнулись, в этом все дело. В нас больше нет добра. Все везде прогнило. Бедные девчушки торгуют собой. Два года назад они еще учились в школе. Все спешат заграбастать побольше денег. Играют на скачках. Никому неохота прогуляться потихоньку по бережку. Всем нужны волнения, драки, убийства. Я не хочу больше быть полицейским, Ник. Пусть кто другой поддерживает законность и порядок. Это у нас в управлении так говорят. Тридцать семь лет мне, а все не привыкну к этой болтовне. Боюсь вот только, жена подымет крик.

Ник. А, жена.

Крапп. Она чудесная женщина, Ник. У нас двое замечательных мальчишек. Двенадцати и семи лет.

Араб встает и подходит ближе прислушиваясь.

Ник. Я этого не знал.

Крапп. Вот то-то и оно. Но что мне делать? Вот уж семь лет, как я хочу уйти со службы. Я хотел уйти еще в тот самый день, как меня начали муштровать в училище. Но не ушел. Где мне найти работу, если я уйду? Где я тогда буду раздобывать деньги?

Ник. Вот на этом-то мы все и свихнулись. Раздобывать деньги там, где мы их раздобываем сейчас, — нам обычно не по душе. А где их еще раздобыть — не знаем.

Крапп. Бывает порой, я чувствую себя подлецом: ненавижу людей только за то, что они бедствуют, голодают, болеют, пьянствуют. А когда у себя в управлении встречаюсь с каким-нибудь надутым ничтожеством, я вдруг любезен с ним, стараюсь ему угодить. Кому? Человеку, которого я презираю. И сам себе я противен. (Решительно.) Уйду. Кончено. Уйду, и все. Отдам им форму вместе со всеми этими побрякушками. Не хочу больше участвовать в этом. Ведь жизнь так хороша. Для чего же враждовать людям? Для чего?