Пустынный странник - [22]

— Боюсь, она меня уже бросила, пока я тут гуляю.

— Ну, ты же любишь её, у тебя на лбу это написано, значит постараешься вернуть, а тут кольцо как раз и пригодится.

— Алиф, скажи мне, откуда берутся такие люди, как ты? — спросил я.

— Рождаются у своих матерей, — в свойственной ему манера, с совершенно серьёзным лицом, ответил Алиф. Я отлично понимал, что он понял смысл вопроса. — Бери, мне будет приятно подарить гостю что-нибудь.

— Ты и так заботился обо мне. Спасибо, Алиф!

Я взял кольца и спрятал в карман бурнуса. Затем я крепко обнял Алифа, мне очень хотелось что-то сделать для этого человека, который буквально за пару дней стал для меня родным.

— Послушай, — сказал я, — возможно это прозвучит глупо, но жизнь довольно забавная штука, не знаешь, как она повернётся, вдруг ты или кто-то из твоих детей захочет побывать в Париже, однажды. Ведь ты был в Индии. Как говорят, чем чёрт не шутит. Я буду очень рад принять тебя или ещё кого-либо у себя. Я оставлю адрес и мой номер мобильного телефона. Просто так, на всякий случай.

— Хорошо, — сказал Алиф и улыбнулся. Возможно, мне показалось, но он был смущён.

Я записал адрес на листе жёлтой бумаги, которую мне дал Алиф. Он бережно свернул листок и убрал в один из сундуков.

— А теперь иди и не задерживайся. Скоро солнце поднимется высоко и начнёт палить твою голову. Спасибо тебе, ты был хорошим гостем. Не болей, удачи тебе на пути!

— Спасибо тебе! — сказал я и мы крепко обнялись, как будто нашей дружбе было уже лет сто.

Я вышел из палатки и увидел Закира, который куда-то гнал коз.

— Прощай! — сказал я. — И берегите Алифа, он настоящая драгоценность.

— Мы знаем, — покивал головой Закир и улыбнулся. — Прощай!

Я ушёл с лёгким сердцем. И мне откровенно захотелось домой. Возможно тот англичанин, который бросал пылкие взгляды на Мари, уже вовсю гуляет с ней вдоль Сены. Неделя, конечно не тот срок, чтобы заводить роман, но, кто же его знает. Я размышлял вслух, Малик нагло фыркал в ответ.

— Послушай, — сказал я ему, — тебе легко судить, ты царь верблюдов. А я простой чудак в пустыне, хоть и весьма привлекательный.

При слове «привлекательный» Малик издал странный звук. Вы мне не поверите, да и я думаю, что это игра моего больного воображения, но мне показалось, что именно так смеются верблюды.

— Да, да, — сказал я, — женщины считают меня даже красивым.

И снова этот звук. Нет, ну это уже слишком.

— Верблюды не умеют смеяться, — сказал я Малику. Он фыркнул.

Даже верблюд смеётся надо мной, а что уже говорить о Мари. Мы забрались на вершину бархана. Всё-таки здесь очень красиво. Этот ржаво-красный, переходящий в жёлтую охру, эти безграничные, причудливые формы, создаваемые ветром. Вот кто настоящий творец и художник, природа. Красиво, но дышать становится всё тяжелее. Правда жизни, не может быть вечного удовольствия и наслаждения, впрочем, как и вечной боли и страдания.

Мы спустились с бархана и побрели дальше. Малик жевал колючки, я висел на Малике. Я думал о пустыне и о песке, о солнце, мои мысли летали высоко. И тут я услышал. Я услышал музыку и притормозил Малика. В этом не было никакого чуда. Пески действительно умеют петь. Ветер и движение песчаных масс создают удивительные звуки, которые ни капли не кривя душой можно назвать музыкой. Симфония песка и симфония ветра. Даже когда ты идёшь по песку он скрипит, а скатываясь вниз по бархану немного гудит. Но сейчас ветер, заблудившийся в дюнах играл на ржавой трубе. Звучало интересно, Малик шевелил ушами, но ему эти звуки были привычны. Невидимый трубач продолжал играть, но вскоре на смену ему пришёл хор. Это сложно объяснить, как будто монахи поют в горах заунывную мелодию или издали приближается огромный рой пчёл-гигантов. Я стоял и слушал с закрытыми лазами, казалось, что всё пространство вокруг наполнилось неким тайным смыслом и мы стоим на пороге открытия великой тайны бытия. Очень торжественно и очень печально звучала музыка песка. Мы потихоньку двинулись вперёд, я вёл Малика за собой, и мы шли под самые настоящие раскаты грома. Это продолжалось довольно долго и когда всё закончилось я остался в философском настроении и битый час размышлял вслух о величии природы. На удивление Малик не фыркал, решил, видимо, что для моей психики будет лучше, если я выговорюсь. А я рассказывал ему про прану, а он меня слушал. Со стороны выглядело бы забавно, но нас никто не видел.

— Послушай меня, Малик и запомни, — вещал я, воображая себя великим гуру, — Прана — это мировая энергия, жизненная сила, сама суть всякого движения, она проявляется в законе всемирного тяготения, в электричестве, в обращении планет и галактик, в самой жизни, прана пронизывает всё, прана- это душа, сила и энергия. Прана присутствует везде, хотя ты и не можешь её потрогать. Даже в этих колючках, которые ты уплетаешь, есть прана. И даже в этом великом движении песков есть прана. Во всём.

Я посмотрел на Малика и развёл руками.

— Вообще-то не такой уж я специалист, но эти звуки навели меня на определённые мысли, захотелось пофилософствовать.

Малик гордо посмотрел на меня сверху вниз. Такое впечатление, что он знал больше меня. Ну и ладно, не очень-то мне и хотелось впечатлять верблюда. Я изрядно устал, видимо сказывалось вчерашнее недомогания. Мы нашли небольшую лужу и пальму рядом, которая создавала хоть и смешную, но всё же тень. Устроившись в тени, я даже немного задремал. Меня разбудил звук мотора. Я приоткрыл глаза и увидел, как джип рассекает песок, идя по склону бархана. Опасный манёвр, так и застрять недолго. Джип приближался и его очертания показались мне знакомы.