Пусть будут все - [15]

А эта безумная нежность несмотря ни на что к Ариадне, к ее перманенту, к вывязанным крючком воротничкам и панамам, к холеным маленьким ручкам (по хозяйству ей помогала толстая девушка Рая, за садом смотрел садовник) — несмотря даже на случайно подслушанный в первый день разговор. Лера рвала малину в нескольких метрах от окна, которое вдруг распахнулось. И Ариадна со вздохом сказала:

— Я-то считала, раз поздний ребенок, будет хотя бы благоразумным!

На что Георгий Георгиевич — чуть слышно, из глубины:

— Хм-хм… И благонравным?

— Мой дед был священник! И если бы не твоя дражайшая советская власть!..

— Да, Ридочка, его бы не расстреляли…

— Я говорю о другом! Славик вырос бы в иной атмосфере, иным человеком… Как он мог привезти ее к нам? Как он мог!

— Говори, пожалуйста, тише.

— В мой дом. Гера, в твой дом!

— Лично я это воспринимаю как акт доверия.

— А Коля и Валя при живом отце пусть сделаются сиротами?

— Каждый молодой человек имеет право «налево». Девушка ладная, девушка симпатичная.

— Скажи еще: благонравная! Я не должна была их принимать… Мы не должны!

— А знаешь ли, что такое моногамия у лебедей? Создание пары на несколько лет. А мы говорим, лебединая верность. И ставим в пример человеку!

— От слова «моногамия» уйду вперед ногами я… Что ты так смотришь? Это Славик — на первом курсе.

— В конечном счете выбор между полигамией и моногамией у гоменид — это вопрос обеспечения самцом потомства.

— О, ты в своем репертуаре! А я не хочу, чтобы мои внуки да при живом отце!.. Но, знаешь, что я скажу тебе, Гера? У этой девицы брошенность написана на лице. Хорошенькая, да, но жалкая! Всем подряд улыбается, как дельфин.

— Говори, пожалуйста, тише.

— Всем подряд, даже Рае! Нет и нет, она среди нас не жилец.

А малина во рту так и таяла, а слезы стояли-стояли в глазах да как полились. Но чувство, что от тебя уже ничего не зависит, что слезы вливаются в тот же небесный поток — или в реку Коцит? неважно! не тебе выбирать! — все равно было слаще распаренной на солнце малины. И да, в этом смысле в больничке происходило похожее: не тебе было знать и решать. А только угадывать, и бросаться, и радостно делать.

Даже Митрич, напомнивший о себе в Комарове, как только Вячек открыл чемодан: неистребимым котовым духом оказались пропитаны две футболки, сорочка, трусы, а главное — чемоданная шелковая подкладка — даже Митрич, казалось, излил свою мстительную струю в ту же самую реку страсти, нежности и любви — реку жизни.

Нет, что-то все-таки здесь не так…

Запуталась ты, Опёнкина, недоспала и запуталась. Где Комарово, а где больничка! Где река жизни, а где — вдруг подхвативший тебя поток «да будет не моя, но Твоя воля»? Не было этих слов в больничке, а Чья-то воля была. И исполнить ее можно было только лишь деланием. И оно же оказывалось наградой.

А что Комарово? А вот что: приготовительный класс — как сейчас у Ксеньки с Филиппом. Как у любого, кто входит в жизнь. Потому и слово одно и то же — любовь, а не четыре, как у некоторых язычников, или, кажется, даже пять: эрос, филия, сторге, агапе… забыла… Но если сказать: дорогие Ксенечка и Филипп, вы уж на первой ступени, пожалуйста, не останавливайтесь, а расширяйте круг тех, кого любите, а любовь — ведь это служение, — получится назидательно, даже самонадеянно, словно не у Вячека были в роду священники, а у нее.

Кстати, у Риммы Воротниковой из последнего выпуска была в сочинении эта мысль. Спорная, но не по-детски глубокая: без памяти об эросе скудеет и выхолащивается агапе. Надо найти ее сочинение. Кстати, там в самом начале было забавное: «Земной и мимолетной любви, какую мы находим в рассказах Бунина, в произведениях Андрея Платонова нет. Но это на первый взгляд обнадеживающее обстоятельство оборачивается для героев, даже малых детей, большой бедой». И если получится это как-то превратить в пожелание: чтобы всего побольше — и любви, и малых детей!..

Телефон. Боже мой! Городской. Ну да, на городской из-за границы дешевле. Я ничего не боюсь. У меня уверенный голос. Уверенный и певучий.

— Але! Я вас слушаю.

— Валера, не спишь уже, да? Валера, але. Валера?

— Ты?

— Ну?

— Шамилик, а почему так рано?

— Хочу знать, что надо. Цветы надо? На выкуп, что надо — конфеты, вино?

— Нет, дети сказали, они всё сами…

— Так, слушай давай. На часах семь тридцать четыре. Я у тебя буду в восемь тридцать, в восемь сорок…

— Шамиленький. Не сейчас, не сегодня! Пожалуйста!

— Валера, проснись! У тебя когда дочь замуж выходит? Я у двери поставлю — и уеду! Всё.

Бросил трубку. Поставит он у двери, как же. У него ключ — он войдет. А тут — Вячек… А тут Шамиль, которому и в раю «лучше Валерик, чем сорок гурий».

Столько лет ждать звонка — и не поговорить?

Успокоиться и найти сочинение Воротниковой. Это не так уж и сложно. Только забраться на стул. Всё — по папкам. Все папки подписаны. Если бы не цейтнот! А вот, кстати, тетрадка, ах, как кстати, с Ксенькиными детскими словечками и выражениями:

«1 год и 4 мес.

— Скажи „мороженое“.

— Нетю!

…1 год и 11 мес.

— Моя копатка! (лопатка).

…3 года и 9 мес. Вбежала, смотрит, как бабушка говорит по телефону.

Бабушка не без досады: