«Она была блондинкой и, значит, уже наполовину красавицей — приятель, как обычно, изъяснялся цитатами. — На другую половину, — добавил он мечтательно, — она тоже была красавицей».
Они встретились на конференции, доктор наук с незнакомой аспиранткой, и сразу почувствовали взаимную приязнь. Знакомство продолжилось в кафе по соседству с институтом.
Для него было загадкой, что они чувствуют, ведь ему приходилось наблюдать за такими вот неземными созданиями главным образом на журнальных обложках да еще, изредка, воочию — выходящими в немыслимых нарядах из дорогих автомобилей. К его удивлению, эта оказалась умной, доброй, понимающей.
Воздух вокруг нее был, как пишут в глянцевых журналах, насыщен эротикой, и беседа непроизвольно соскочила с общекультурной проблематики на иное.
— Так чего бы вам хотелось от такой девушки, как я? — спросила она в лоб.
— Того же, чего хотел друг моего детства… — начал было он и, застеснявшись, оборвал цитату. Признание давалось нелегко, впервые за много лет незыблемая верность жене претерпела серьезное испытание, и он его не выдержал.
— То есть вы хотели бы от нее любви, — подытожила собеседница. — Что ж, в этом нет ничего невозможного.
— А вы знаете, сколько мне лет?
— Тридцать пять, сорок пять — вы мужчина, какая разница!
Он не мог поверить в услышанное и ждал продолжения. После короткой паузы оно последовало.
— Вы мужчина, — повторила она, — и имеете право выбора, какой характер отношений с женщиной избрать. It depends. Я думаю, нам с вами больше подошли бы отношения, как бы сказать поточнее, конфетно-букетные. Ваши ухаживания меня бы развлекали, и наружность (последовавшая пауза сопровождалась долгим оценивающим взглядом) в целом приемлема для совместного появления в театре и на тусовках.
— Предполагают ли конфетно-букетные отношения секс? — робко поинтересовался он.
— Не исключено, со временем. В будущем они способны привести даже к браку. Вовсе не обязательно, никто от вас этого не потребует, но гипотетически такая возможность должна существовать.
Нет, это чересчур, — подумал он, имея в виду отнюдь не гипотетическую возможность того, что обо всем прознает жена. И деликатно напомнил собеседнице:
— Вы, кажется, упомянули возможность выбора каких-то еще отношений?
На этот вопрос она ответила уже не столь охотно, но с прежней прямотой:
— Имелось в виду, что наши отношения могли бы быть поставлены на деловую, коммерческую основу.
Обескураженный таким поворотом, он, тем не менее, поинтересовался, на что конкретно рассчитывать в случае избрания отношений такого рода. В них, по крайней мере, была некая определенность, пусть и требовавшая принесения на алтарь чувств утаенной от семьи заначки.
— Едва ли вы их потянете, — усомнилась она, окинув критическим взглядом его скромный прикид. — Вы хоть знаете, сколько стоит одно только мое белье?
Тема исчерпалась, но собеседники не вставали из-за стола, глядя друг на друга влюбленными глазами.
— Ну, хорошо, — сдался он, — а так просто нельзя?
— Как это?
— По взаимной симпатии, по любви.
— Так нельзя.
— А почему?
— Нельзя и все!
— Но почему, почему?
— Ну, это я не знаю, — впервые затруднилась она с ответом, — ну это просто себя не уважать.
«Вы уже кому-нибудь объяснялись в любви?» — спросила пятнадцатилетнего участника драмкружка методистка Дома пионеров, пожилая дама неопределенного возраста, и после неловкого молчания добавила: «Что ж, начните с меня».
Постановка вопроса объяснялась желанием дамы помочь в декламации прозаического отрывка, который мальчику никак не давался. Страницу тургеневского романа, где Лаврецкий ходит по весеннему саду, полный чувствами к Лизе, он читал, как учили в школе, с выражением, да, видно, не с тем, каким надо. Вот почему ему было предложено отложить книгу в сторону и подготовить собственное признание в любви.
С домашним заданием он не справился. Все придуманные слова казались вялыми, а при произнесении вслух звучали и вовсе фальшиво. В тот день пришло осознание того, что актером ему не быть, и больше в Доме пионеров его не видели. Но что такое сцена в сравнении с жизнью, с ее обещанием любви, отнюдь не театральной?
Услужливое подсознание сразу подсказало благовидное объяснение случившемуся — дескать, не сумел врать, изображая чувство, которого нет. В том, что при встрече с любовью единственно необходимые выражения найдутся сами, сомнений не было.
…За минувшие сорок лет актерства, увы, избежать не удалось, то в качестве верного мужа, то — пылкого любовника. Впрочем, бывало, жизнь переходила в роль, а роль становилась жизнью, но в любви он, кажется, так никому и не объяснился, то ли из-за боязни высоких слов, то ли еще почему, отдавая предпочтение глаголу «нравиться».
Нет, не совсем так. Иной раз на излюбленный вопрос женщин: «ты меня любишь?» — давал утвердительный ответ, для убедительности сопровождая его необходимыми словами и действиями. Но чтобы сам, по своей инициативе и по полной программе, стоя на коленях или в еще какой театральной позе — нет, такого не случалось. Может, если б не спасовал когда-то, все было бы иначе?
