Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников - [111]

внушившее эти стихи:

Хвостова кипа тут лежала,

А Беранже не уцелел:

За то его собака съела,

Что в песнях он собаку съел (bis).

Эти стихи, в числе прочих, пелись хором по вечерам. Пока барон был в Харькове, мы переписывались с его женой, и она мне прислала из Курска экспромт барона:

Я в Курске, милые друзья,

И в Полторацкого таверне

Живее вспоминаю я

О деве Лизе, даме Керне![354]

Я вспомнила ещё стихи, сообщённые мне женою барона Дельвига и сложенные когда-то вместе с Баратынским.

Там, где Семёновский полк,

В пятой роте, в домике низком

Жил поэт Баратынский

С Дельвигом, тоже поэтом.

Тихо жили они, за квартиру платили немного,

В лавочку были должны, дома обедали редко.

Часто, когда покрывалось небо осеннею тучей,

Шли они в дождик пешком в панталонах трикотовых

                                                                 тонких,

Руки спрятав в карман (перчаток они не имели),

Шли и твердили шутя: какое в Россиянах чувство![355]

А вот ещё стихи барона: пародия на «Смальгольмского Барона», переведённого Жуковским.

До рассвета поднявшись извозчика взял

Александр Ефимыч с Песков

И без отдыха гнал от Песков чрез канал

В жёлтый дом, где живёт Бирюков.

Не с Цертелевым он совокупно спешил

На журнальную битву вдвоём;

Не с романтиками переведаться мнил

За баллады, сонеты путём,

Но во фраке был он, был тот фрак заношен,

Какой цветом, — нельзя распознать,

Оттопырен карман, — в нём торчит, как чурбан,

Двадцатифунтовая тетрадь.

Его конь опенен, его Ванька хмелен

И согласно хмелен с седоком.

Бирюкова он дома в тот день не застал:

Он с Красовским в цензуре сидел,

Где на Олина грозно Фон Поль напирал,

Где .  .  .  .  .  .  .      .  . улыбаясь глядел.

Но изорван был фрак, на манишке табак,

Ерофеичем весь он облит;

Не в журнальном бою, но в питейном дому

Был квартальным он больно побит.

Соскочивши на Конной с саней у столба,

Притаяся у будки, он стал

И три раза он крикнул Бориса раба,—

Из харчевни Борис прибежал.

«Подойди ко мне, Борька, мой трагик смешной,

И присядь ты на брюхо моё:

Ты скотина, но право скотина лихой,

И скотство по нутру мне твоё».

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .[356]

Вскоре после того, как мы читали эту прекрасную пародию, барон Дельвиг ехал куда-то с женой в санках через Конную площадь; подъежая к будке, он сказал ей очень серьёзно: «Вот, на самом этом месте соскочил с саней Александр Ефимыч с Песков, и у этой самой будки крикнул Бориса Федорова». Мы очень смеялись этому точному указанию исторической местности. Он всегда шутил очень серьёзно, а когда повторял любимое слово «Забавно», это значило, что речь идёт о чём-нибудь совсем не забавном, а или грустном, или же досадном для него. Мне очень памятна его манера серьёзно шутить, между прочим по следующему случаю: один молодой человек преследовал нас с Софьей Михаиловной насмешками за то, что мы смеёмся, повторяя часто фразу из романа Поль-де-Кока, которая ему вовсе не казалась смешною. Нам стоило только повторить эту фразу, чтобы неудержимо долго хохотать. Эта фраза была одного бедного молодого человека (разбогатевшего потом) и взята из романа La maison Blanche. Молодой человек в затруднении перед балом, куда приглашён школьным товарищем, знатным молодым человеком; весь его туалет собран в полном комплекте, не достаёт только шёлковых чулков, без которых невозможно обойтись; у него были одни, почти новые, да он ими ссудил свою возлюбленную гризетку, швею в модном магазине. Она пришла на помощь, чтобы завить волосы своему приятелю, но увы, относительно чулков объявила, что чулки эти, данные ей взаймы, она тоже дала взаймы своей подруге, которая в свою очередь ссудила ими своего друга, а друг этот награждён от природы огромнейшими mollets[357] и потому, надев их раз, так изувечил, что они больше никому не могут годиться. Она кончила свою речь философическим замечанием своему Robineau: «Est-ce qu’on a jamais eu un amant qui Vous redemande ce qu’il Vous a prêté?»[358] На это г-н Робино возразил комическим тоном, чуть не плача: «Quand on n’a que quinze cent livres de rente, on ne nage pas dans les bas de soie!»[359]

Не мы одни с баронессою находили юмор в этой жалостливой фразе; и из наших знакомых один только помянутый выше молодой человек не видел в ней смешного. Раз он резко выразил своё удивление, что мы смеёмся совсем не смешному. Мы сидели в это время за обедом и барон Дельвиг, стоя за столом в своём малиновом шёлковом шлафроке и разливая по обыкновению суп, сказал: «Я с тобой согласен, мой милый, je ne nage pas dans les bas de soie: совсем не смешно, a жалко».

Никогда не забуду его саркастической улыбки и забавной интонации голоса при слове «жалко».

Разбирая свои старые бумаги, я нашла очень интересные записки: одну собственноручную барона Дельвига, о деле касательно моих интересов, которая начинается так: «Милая жена, очень трудно давать советы; спекуляция Петра Марковича может удасться или же нет; и в том и в другом случае будете раскаиваться (если отдадите имение). Повинуйтесь сердцу, — это лучший совет мой»…

Записка его жены, в год женитьбы Александра Сергеевича, — именно в тот год, когда мы ездили на Иматру и я с ними провела лето в Колтовской, у Крестовского перевоза. Я уехала в город прежде их, когда мне представился случай достать выгодную квартиру. Вскоре, кажется в конце августа, она мне писала: «Léon est parti hier, Александр Сергеевич est arrive avant hier. Il est, dit on, plus amoureux que jamais. Cependant il ne parle presque pas d’elle. Il a cité hier une phrase (de m-me Willois, je crois) qui disait à son fils: „Ne parlez de Vous qu’au roi et de votre femme à personne, car on risque toujours d’en parler à quelqu’un qui la connait mieux que vous… La noce se fera au Septembre“.