Пушкин в 1937 году - [65]

Шрифт
Интервал
), за Велимиром Хлебниковым видна легковейная тень Пушкина, и Хлебников имел право быть напутственным этой тенью»[64].

Самая мысль нарисовать Хлебникова возле пушкинского памятника принадлежала Харджиеву[65], а не была, как полагают некоторые исследователи, просто «уверенной художественной догадкой»[66] автора рисунка. Желая как-то легализовать имя поэта, который не получил истинного признания и которого еще долго будут именовать «поэтом для эстетов»[67], Харджиев подал художнику эту идею.


Памятник Гоголю.

Карикатура М. В. Добужинского. 1909.


Так, чтобы ввести поэта в историю русской литературы, понадобилось прислонить его к Пушкину. К памятнику Пушкина. Тем самым в графике была по-своему реализована идея лекции Бурлюка, прочитанной в 1913 году, «Пушкин и Хлебников». Реализована без всякого многоточия. В конечном счете прав здесь оказался Юрий Тынянов, заметивший по другому поводу: «Любое литературное поколение либо борется с Пушкиным, либо зачисляет его в свои ряды… либо, наконец, пройдя вначале первый этап, кончает последним…»[68] Футуристы в этом смысле не были исключением.


ПРИЛОЖЕНИЕ
БУРЛЮКИ
Пушкин (с пьедестала):                                                 От этой красоты воняет грязной
    Я памятник себе воздвиг неруко-                                                              свалкой;
                                  творный                                       Ее кумир — помойка и навоз.
Гоголь (с Пречистенского бульвара):                            Стремясь достигнуть славы жалкой,
   Любезный Пушкин, брось! Теперь                               Бурлюк высоко понял нос.
                                  не в моде ты.                            Пушкин (задумчиво):
   Теперь пошел арап нахальный,                                    Какие странные поэты…
                                  наглый, черный                            Но где ж высокие заветы,
   Служитель новой красоты.                                           Где идеала светлый храм?
Гоголь (махнув рукой):                                               Бурлюк (сердито):
   Мой друг, назло былым мечтам                                   Сиди и не ори, а там хоть прова —
   Явилась новая фаланга                                                                                лись!
   Кубистых рыцарей и дам,                                            Хочу о Пушкине сказать я,
   А в светлом храме пляшут танго                                  Чтоб дать вам верное понятье
   И рукоплещут бурлюкам.                                             Об этом старичке, который,
Пушкин (с любопытством):                                                                           черт возьми,
   Хотел бы я взглянуть на новых                                      Зачислен в гении людьми!
                                  корифеев!                                    Для футуристов Пушкин — мощи,
Гоголь (мрачно):                                                            Его поэзия гнусна,
   Охота слушать дураков!                                               Стихи бездарны, рифмы тощи,
   Но, если хочешь ты попасть на суд                               Вредит нам эта старина,
                                  лакеев,                                        Долой прилизанных поэтов!
   Пойдем в собранье бурлюков!                                     Нас, символических творцов,
   (Закрывают лица плащами и                                     Тошнит от сладких их сюжетов.
   отправляются на лекцию Бурлюка.)                           Читайте только бурлюков!
Пушкин (у дверей):                                                         Как свиньи, роемся в грязи мы;
   Позвольте нам билет!                                                   Носами тычемся в навоз,
Бурлюк (подозрительно):                                               Творим навозные стихи мы,
   Я где-то видел ваши лица,                                            Но грязь и вонь нам слаще роз!
   Вы не сотрудники ль газет?                                           Идите смело вслед за нами,
   Тогда ступайте вон! Довольно вам                                В отхожей яме жизни суть.
                                  глумиться.                                    Вы попадете с бурдюками
Пушкин (скромно):                                                          На самый новый верный путь!
   Нет, он прозаик, я поэт!..                                          Публика (аплодируя):
Бурлюк (снисходительно):                                              Вот это ловко! Браво, браво!
   Ага, из старичков! По рожам                                     Пушкин (Гоголю):
                                  видно разом.                                 Пойдем отсюда, Гоголь, друг!
   Ну что же, лезьте вверх! Учитесь,                                Здесь нам с тобой не место, право,
                                  как писать!                                    Здесь гордо царствует бурлюк,
Пушкин (вздохнув):                                                         Нам эти речи слушать стыдно,
Продолжить чтение
Рекомендуем почитать
Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в.

В монографии на основе совокупности русских и иностранных источников исследуется одно из основных направлений внешней политики России в период, когда происходило объединение русских земель и было создано единое Русское государство, — прибалтийская политика России. Показаны борьба русского народа с экспансией Ливонского ордена, сношения Новгорода, Пскова, а затем Русского государства с их основным торговым контрагентом на Западе — Ганзейским союзом, усиление международных позиций России в результате создания единого государства.

Гражданская война в России XVII в.

Книга посвящена одной из самых драматических страниц русской истории — «Смутному времени», противоборству различных групп служилых людей, и прежде всего казачества и дворянства. Исследуются организация и требования казаков, ход крупнейших казацких выступлений, политика правительства по отношению к казачеству, формируется новая концепция «Смуты». Для специалистов-историков и широкого круга читателей.

Аксум

Аксумское царство занимает почетное место в истории Африки. Оно является четвертым по времени, после Напаты, Мероэ и древнейшего Эфиопского царства, государством Тропической Африки. Еще в V–IV вв. до н. э. в Северной Эфиопии существовало государственное объединение, подчинившее себе сабейские колонии. Возможно, оно не было единственным. Кроме того, колонии сабейских мукаррибов и греко-египетских Птолемеев представляли собой гнезда иностранной государственности; они исчезли задолго до появления во II в. н. э. Аксумского царства.

Из истории гуситского революционного движения

В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.

«Железный поток» в военном изложении

Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.

Папство и Русь в X–XV веках

В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.

Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.

Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.

Самоубийство как культурный институт

Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.

Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.