Птица в клетке - [64]
Я заключил ее в объятия, и у нее изо рта потекла пузыристая зеленая пена. Одному Богу известно, что я сделал дальше. Я отхлестал ее по щекам, надавил ей на живот и попробовал приподнять за ноги. На пол вылилось еще немного зелени, а затем потекли оранжевый, желтый, синий, и под ногами сделалось скользко. Мои подошвы размазывали сплошное темное месиво; в такое же месиво превратилась и она сама, как будто слепленная из глины.
В тот миг я оказался перед выбором: ее существование как таковое находилось в моих руках. Она принадлежала мне, как будто я слепил ее сам, создал форму из бесформенной массы, нажатием пальцев сделал два глаза, нажатием одного, большого пальца сделал рот. По своему хотенью мог либо превратить ее в первоначальный ком глины, либо завершить дело приданием ей индивидуальных черт.
Бросить ее я не мог и находился рядом с ней сутками напролет – субботу, потом воскресенье: вычищал, исцелял, кормил. К утру понедельника она смогла двигаться по своей воле, а не только по моей. Ожившая глиняная кукла, она молча распахнула глаза и надменно понаблюдала за своей ногой, дергавшейся из стороны в сторону. Теперь она уже боролась не за жизнь, а за жизненную силу. Я все это время не отходил от нее практически ни на шаг, и по комнате размазалась грязь. Покрывало было замарано краской, перепачканные стены и абажур прикроватной лампы высохли, скопилась немытая посуда, содержимое которой перекликалось с пятнами тех же цветов на мебели. Неутомимая изящная ступня добилась своего: сшибла с тумбочки в изножье кровати бутылку молока вместе со свечой, которую я зажег для ослабления скопившихся запахов. Уцелевшее молоко я протянул ей, и она сделала глоток, а потом уронила бутылку. Теперь к перечню пятен добавились новая молочная лужица и застывшие стеариновые капли.
Когда Эльзу сморила дремота, я попытался собраться с мыслями и наметить план действий. Нужно было прибраться, оплатить счета, написать несколько писем в разные инстанции, а по пути на почту проверить, как там бабушка… Пиммихен! За эти дни я не принес ей ровным счетом ничего, даже стакана воды.
В три прыжка я сбежал по ступеням. За полуоткрытой дверью в ее комнату было тихо. На пути к бабушкиной кровати страх уступал место надежде, надежда – страху; мое восприятие менялось с каждым шагом. Морщинистое, восковое лицо застыло в безмятежности… пальцы молитвенно сплелись – эта единственная, прощальная статуя запечатлела миллионы примет ее жизни.
Бабушкиным грезам о красивых похоронах не суждено было сбыться: подвенечное платье не налезало на ее фигуру, родственного сбора не получилось. Ее старший брат, Эггерт, умер давным-давно, когда я был еще ребенком, а младший, Вольфганг, служил миссионером в Южной Африке, откуда прислал нам всего два письма за минувшие десять лет. На последних страницах бабушкиного дневника обнаружился список каких-то старых знакомых, но у меня не возникло желания их разыскивать: прознав, что у меня никого не осталось, эти люди, чего доброго, стали бы захаживать без предупреждения, чтобы меня проведать. Кто-нибудь определенно навязал бы мне своего сына или внука, дабы скрасить мое одиночество, а то и попросил бы сдать комнату, – в самом деле, зачем мне одному такой большой дом?
Похороны организовывал я сам; это стоило мне уйму денег и нервов. Какой заказывать гроб: с подкладкой или без? Из благородных пород дерева или из простых, более стойких и долговечных? Ручки – из бронзы или из недорогого промышленного сплава? Принимать рациональные решения мне было не под силу; я пытался себе внушить, что бабушка уже мертва, ей-то не все ли равно? Однако крохоборничать было совестно, как будто я решил сэкономить на родной бабушке, и прожженный владелец похоронного бюро ловко этим воспользовался. А кроме всего прочего, меня преследовала мысль о том, что я не сумел похоронить ни отца, ни мать.
Церковь Святой Анны стояла далеко, в Семнадцатом районе, где начинались леса, виноградники и гнездовья птиц. На отпевании присутствовали только сгорбленный священник и я, но зато гроб Пиммихен украшали венки из гладиолусов и, согласно ее воле, под сводами звучала кантата Иоганна Себастьяна Баха «Спи в покое, мирно спи!», и не важно, что баритон и органист были доморощенными талантами. Это произведение не звучало семью сотнями труб, но и не ограничивалось двухоктавной гармонией. Невзирая на свой возраст, священник размахивал кадилом, как молодой прислужник, и, окунув кропило в святую воду, щедро окроплял все вокруг, будто там стояли живые. К сожалению, читал он в основном на латыни, так что проповедь звучала обезличенно.
В храм вошла группа американских туристов – вероятно, приехавшая в гости родня кого-то из оккупантов. Их громкий шепот я разбирал лучше, чем латынь: идя по проходу, они восторгались деревянной резьбой («Что за прелесть эти младенчики, вырезанные на скамьях») и шпалерами («Надо же, у них сохранились эти потрясающие старинные ткани»), а одна по-матерински заботливого вида женщина призвала: «Ой, вы только посмотрите: там кого-то отпевают!»
На церковном кладбище махали лопатами могильщики. Для них это была привычная несложная работа. Бабушкино имя и год рождения были давным-давно выбиты на дедовом гранитном памятнике, и пробел на месте второй даты обещал, что дед не будет вечно томиться один. Под летним солнцем я домысливал заключительное свидетельство их воссоединения:
Эта книга — одно из самых волнующих произведений известного болгарского прозаика — высвечивает события единственного, но поистине незабываемого дня в героическом прошлом братской Болгарии, 9 сентября 1944 г. Действие романа развивается динамично и напряженно. В центре внимания автора — судьбы людей, обретающих в борьбе свое достоинство и человеческое величие.
В документальной повести рассказывается о москвиче-артиллеристе П. В. Шутове, удостоенном звания Героя Советского Союза за подвиги в советско-финляндской войне. Это высокое звание он с честью пронес по дорогам Великой Отечественной войны, защищая Москву, громя врага у стен Ленинграда, освобождая Белоруссию. Для широкого круга читателей.
В увлекательной военно-исторической повести на фоне совершенно неожиданного рассказа бывалого героя-фронтовика о его подвиге показано изменение во времени психологии четырёх поколений мужчин. Показана трансформация их отношения к истории страны, к знаменательным датам, к героям давно закончившейся войны, к помпезным парадам, к личной ответственности за судьбу и безопасность родины.
Третья часть книги рассказывает о событиях Второй Чеченской войны 1999-2000 года, увиденные глазами молодого офицера-танкиста. Содержит нецензурную брань.
Простыми, искренними словами автор рассказывает о начале службы в армии и событиях вооруженного конфликта 1999 года в Дагестане и Второй Чеченской войны, увиденные глазами молодого офицера-танкиста. Честно, без камуфляжа и упрощений он описывает будни боевой подготовки, марши, быт во временных районах базирования и жестокую правду войны. Содержит нецензурную брань.
Авторы повествуют о школе мужества, которую прошел в период второй мировой войны 11-й авиационный истребительный полк Войска Польского, скомплектованный в СССР при активной помощи советских летчиков и инженеров. Красно-белые шашечки — опознавательный знак на плоскостях самолетов польских ВВС. Книга посвящена боевым будням полка в трудное для Советского Союза и Польши время — в период тяжелой борьбы с гитлеровской Германией. Авторы рассказывают, как рождалось и крепло братство по оружию между СССР и Польшей, о той громадной помощи, которую оказал Советский Союз Польше в строительстве ее вооруженных сил.
Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.
Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!