Пташка - [14]

— Не кипятитесь, старина, а то лопнете с натуги, — с усмешкой сказала Зира полковнику. — Всё на самом деле в порядке, но родилось в самый последний момент и на бумаге не было согласовано, была лишь устная договорённость. Переписать сценарий воздушной части парада не успели. Вы просто не в курсе. Ответственность на мне, так что расслабьтесь.

Полковник, до этой секунды раздутый и раскалённый, на глазах сдувался и остывал. В его глазах промелькнуло и облегчение, и неловкость.

— Н-да? Кхем... — поперхнулся он. — В таком случае, госпожа генерал-полковник, претензий к данным офицерам я не имею. Вышло весьма эффектное зрелище, следует признать.

— Да, это был подарок для нашей героини, создательницы отряда «пташек», — Зира обратила взгляд на Зейну, которая изящной рукой в кружевной перчатке опиралась на её руку. — И приветствие в её честь.

— А-а! — обрадованно вскричал окончательно успокоенный полковник, просияв. — Так это вы?!! Рад, весьма рад с вами познакомиться! Наслышан, наслышан о вас! Но вот лицезреть, так сказать, лично... удостоился чести только сейчас!

Он с жаром затряс руку Зейны, потом смутился, откашлялся и, изобразив военную галантность, поцеловал.

Зейна смотрела на Зиру с благодарным восхищением, теплом и любовью. Всё обернулось благополучно: разгневанный полковник, узнав, что за «самодеятельность» лётчиков вышестоящее начальство с него три шкуры сдирать не будет, стал кроток, как овечка, благодушен и обходителен. В офицерском клубе уже начиналась неофициальная часть праздника: сияли белыми скатертями накрытые столы, играла музыка.

У Зейны с самого утра во рту не было маковой росинки: в дороге она почти не ела, нутро было сжато нервным комком и ничего не принимало в себя. Поэтому она, выпив всего полтора бокала вина на голодный желудок, ощутила тёплый, искристый и ласковый хмель. От щелчка каблуками она чуть вздрогнула.

— Почему очаровательная дама не танцует? Разрешите вас пригласить.

На неё шутливо-нежно смотрели любимые синие глаза. Шрам? Пустяки, она его не замечала. Новых боевых отметин не прибавилось, волосы неплохо отросли — как раз можно запустить руку и ощутить их осенне-тёплую, ореховую мягкость. На висках и затылке — коротенькие, аккуратно и ровно выстриженные, но сверху — в самый раз. И глаза всё те же — смелые, ласковые. Она вложила свою руку в протянутую ладонь.

Медленный танец тянулся чувственно, как тающий шоколад. Помнила... Конечно, помнила она те квадратные плитки с изюмом и орехами... Она и теперь их любила. И сейчас не отказалась бы от ломтика. А тело Тины можно было сравнить со звонкой струной — гибкое, точёное, но сильное и тугое. Осанка — залюбуешься, ноги стройные и особенно красивые в парадных сапогах. Нутро сладко сжималось, но при всех не прильнёшь к её губам своим истосковавшимся ртом... Впрочем, для счастья сейчас хватало и соприкосновения в танце. Её рука — на плече Тины, рука Тины в белой перчатке — на её талии. К вечеру становилось ещё прохладнее, чем днём, но пространство между ними тепло пульсировало — светом устремлённых друг к другу глаз, сладким нетерпением истосковавшихся друг по другу сердец. Всему своё время, всё будет, всё обязательно будет — они сольются в поцелуях, в ласках, в единении. Теперь они никуда друг от друга не денутся: они живы, они всё выдержали.

— Ты счастлива, детка? — спросила Зира, когда Зейна сама подошла к ней и пригласила. Приглашение она приняла, и теперь они проживали вдвоём другой медленный танец.

— Очень, — искренне сказала Зейна. — А вы?

— Моё счастье — видеть, что счастлива ты, — с задумчивой грустью проговорила Зира.

— Моя главная цель в жизни — даже не творчество. Радовать вас — вот моя основная задача. — Зейна чуть склонила голову к её плечу и таяла в тёплом умиротворении лёгкого хмеля. — И если ваше счастье состоит в моём счастье, значит, я стану счастливой.

Их с Тиной окончательное воссоединение откладывалось на две недели, но какие это были пустяки по сравнению с последними полутора годами разлуки! Зира собиралась выйти в отставку. За четыре года войны она почти совсем поседела. Её просили пока не покидать службу: она имела огромный опыт по восстановлению страны из послевоенных руин. Она согласилась продлить свою карьеру, но — на короткий срок.

— Ещё год-два — и всё, — сказала она. — Надо давать дорогу молодым. Да и устала я уже.

А в сердце Зейны зародилась мысль, от которой стало светлее и легче дышать. Но — всему своё время.

А пока она приехала в свой покинутый дом. Будто какая-то незримая добрая сила хранила его: и сам он стоял, и клён во дворике рос и собирался одеться свежей листвой, а вот и пустая грядка, на которой мама всегда выращивала оранжевые тыквы. Смешивая их с апельсинами, она варила джем.

Бородатый мужчина в поношенном свитере с удивлением смотрел, как стройная дама в элегантном синем пальто и кружевных перчатках с помощью лома отрывает доски, которыми был заколочен вход.

— Вам помочь?

Дама обернулась и рассмеялась.

— Спасибо, сама справлюсь!

Конечно, она справилась. Её ноги были обуты в кокетливые туфельки, но руки умели обращаться с оружием и взрывчаткой. Что для них этот ломик? Пустяковое дело. «Кр-р-рак! Кр-р-рак!» — с жалобным скрипом отлетали доски. Дверь открылась.