Алана Инош
Однажды осенью
АННОТАЦИЯ: Однажды осенью художница по имени Тилль нарисовала на стене заброшенной тюрьмы картину, с которой пришла в этот мир любовь. Любовь нелёгкая, полная осенних встреч и расставаний. Любовь дерзкая — и уязвляющая творческое самолюбие, и готовая встать на защиту. Любовь, готовая уйти на войну... от любимой? Или ради неё? От первой картины до последней — только одна большая осень-жизнь. А за последней осенней точкой — новая, ещё большая любовь.
Однажды осенью, когда солнечные лучи зажигали кленовые кроны невыразимо мягким и грустным золотым светом, художница по имени Тилль нарисовала на оштукатуренной кирпичной стене зверя, похожего на волка. Он был чёрным, как осенняя ночь, его глаза горели холодным желтоватым огнём.
Место это было укромное и заброшенное, безлюдное, огороженное высокой стеной, украшенной только растрёпанными, дикими плетями плюща. Когда-то за стеной была тюрьма. Сейчас она опустела и стояла полуразрушенная.
В одну из дождливых осенних ночей зверь на картине встряхнулся и клацнул страшной зубастой пастью. Его жилистая и поджарая, длинная лапа ступила на землю. Сойдя со стены, волк огляделся. Ни души, только промозглый ветер срывал с плюща листву.
Тилль зажгла в выдолбленной тыкве свечу. Закутавшись в плед, она пила горячий чай. Шорох заставил её вздрогнуть и посмотреть в окно... В мертвенном отблеске молнии она увидела мохнатый силуэт зверя.
От порыва ветра дверь распахнулась, и в круг домашнего света вступил... нет, уже не зверь, а лохматая, черноволосая девушка с жёлтыми глазами, пронзительно-холодными и пристальными, редко мигающими. У неё были резкие, суровые черты лица, мрачные брови, выступающие скулы. Приподняв верхнюю губу, она показала звериные клыки во рту.
— Как тебя зовут? — спросила Тилль.
— Не знаю, — глухо прорычала гостья.
— Это не беда, — улыбнулась художница.
Она достала книгу имён и развернула перед девушкой.
— Можешь сама себе выбрать.
— Издеваешься?! — рыкнула девушка-волк. — Я не умею читать!
— Никто и не думал над тобой издеваться, — спокойно сказала Тилль, но её сердце будто волчий коготь царапнул. — Тогда я могу зачитать тебе имена вслух. И ты выберешь то, которое тебе понравится.
Читала она долго. Наконец гостья остановилась на двух именах — Зейна и Зира. Первое звучало более мягко и певуче, второе — резко, хлёстко, зло.
— Зира, — решила девушка-волк.
— Как скажешь, — улыбнулась Тилль. — Но лично мне больше нравится Зейна.
— А мне — Зира, — грубо рыкнула желтоглазая гостья. — Мне с этим именем жить, а не тебе.
— Справедливо, — сказала художница. — Что ж, пусть будет так.
Осенняя ночь была холодной и дождливой. Разыгралась непогода. Тилль предложила гостье ночлег, но та отказалась.
Ночевала Зира в пустой пещере — в волчьем облике.
В следующий раз она пришла к Тилль прохладным осенним вечером. Клён у дома ронял листву, и Зира подобрала один лист, рассмотрела, хмыкнула и отбросила.
Художница работала, но ради гостьи оставила свой труд. Зира хотела научиться читать.
Науку она схватывала поразительно быстро. Способности у неё были нечеловеческие... Сверхчеловеческие. К концу первого урока она уже могла, водя по странице когтистым пальцем, читать довольно сносно.
За месяц она прочла все книги, которые имелись в доме Тилль — а библиотека у неё была солидная. Ей хотелось большего, и Тилль заказала ей пропуск в городскую библиотеку.
Они иногда беседовали. Ум у Зиры был острый, цепкий, мощный, но какой-то злой. Она много узнала, многое постигла, но толковала всё это в своём мрачном духе. Тилль это печалило. Сначала она пыталась спорить, но у Зиры была на всё своя точка зрения. Даже на творчество самой Тилль.
— Ты всё сказки какие-то рисуешь, — таково было её суждение. — Слащавые, добренькие. Жизнь — она другая. Жестокая, суровая.
Тилль ничего не ответила. Она заварила чай: её знобило.
— Что с тобой? Ты замёрзла? — спросила Зира. — Я могу согреть тебя.
Разногласия были оставлены на время. Приняв звериный облик, Зира свернулась клубком, а Тилль устроилась на ней, как на ложе. Её мягкие светлые волосы раскинулись по лохматой чёрной шерсти. Огромная чёрная волчица грела Тилль своим горячим телом, а та улыбалась и почёсывала её за ухом.
— Как ты? — спросила Зира.
— Спасибо, мне лучше, — ответила художница с усталой улыбкой.
Она согрелась, но чувствовала слабость и какую-то опустошённость. Хотелось лечь, уснуть и не просыпаться больше никогда.
Снова и снова они спорили. Часто Зира говорила резкие, злые, обидные слова. Это огорчало Тилль. Нередко она заболевала после их встреч. Но нужно было работать. Она запиралась в доме и никого к себе не пускала. И Зиру тоже. Особенно её.
— Я знаю больше, чем ты, — сказала как-то раз Зира. — Перестань уже со мной спорить, я превосхожу тебя во всех областях знаний.
— Чего ты хочешь? Унизить меня? — с горечью проговорила Тилль. — Да, ты превосходишь не только меня, но и многих. Но — что с того? Что тебе это даёт? Лишь тешит твоё самолюбие. Ищи лучше применение своим знаниям. Достойное применение. Без приложения они мертвы.
Иногда она задавалась вопросом: откуда Зира взялась? Не она была её создательницей, хоть и нарисовала зверя на стене. Нет, определённо не она. Это существо не могло сойти с её картин, быть её творением. Она была лишь посредником, лишь обеспечила ему сюда выход... Откуда, из какого мира? Ответа на этот вопрос у неё не было.
