Психология творчества. Вневременная родословная таланта - [27]

• «В 1773 году Дени Дидро (1713–1784) получил личное приглашение Екатерины II посетить Петербург, куда он и отправился в мае того же года, пробыв в северной столице около 5 месяцев. Екатерина встретила его милостиво и дружески. Сам философ был настроен так деловито – ведь он представлял русскую царицу великим реформатором, с нетерпением ожидавшим его советов, – что даже не посчитал нужным соблюсти правила придворного этикета. Он явился на прием к Екатерине в черном кафтане, «в котором ходят только в чулан», как позже писала об этом дочь Дидро. Философ подолгу беседовал с Екатериной на различные государственные, философские и политические темы, написал замечания, резкие и бескомпромиссные, на ее проект «Наказа»…» (из сборника «100 великих мастеров прозы», Россия, 2009 г.). «Впечатление, которое произвела Екатерина II на Дидро, было очень сильным… Дидро она предоставляла полную свободу. Он мог говорить, о чем хотел, как хотел, и имел всегда в лице Екатерины внимательную слушательницу. Он брал ее за руку, вскакивал и бегал по комнате, ударял кулаком по столу. «Ваш Дидро, – писала сама Екатерина, – необыкновенный человек: всякий раз после беседы с ним у меня на ляжке оказываются синяки». Значит, Дидро не только ударял кулаком по столу, но в пылу разговора даже фамильярно хлопал императрицу по ноге, и, как она сама пишет, она вынуждена была, чтобы защитить себя от такой яростной жестикуляции, ставить стол между собой и своим собеседником…» (из очерка Р. Сементковского «Дени Дидро, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1896 г.). «Княгиня Е. Дашкова писала о Дидро: «Я очень любила в нем даже запальчивость его, которая была плодом смелого воззрения и чувства». Екатерина II сама пишет Сегюру, как Дидро, во время пребывания в Петербурге, замечая, что она не совершает всех намеченных в разговоре с ним преобразований, «изъявил свое неудовольствие с некоторым негодованием»… Разговор этот состоялся в приезд Дидро ко двору Екатерины в 1773 году» (из очерка С. Брилианта «Денис Фонвизин, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1892 г.).

• «В общежитии Александр Сумароков (1717–1777), сказывают, был так же жив и заносчив, как и в литературной полемике; часто не мог он, назло себе, удержаться от насмешки и часто крупными и резкими выходками наживал себе неприятелей. Свидетель следующей сцены, Павел Каверин, рассказал мне: «В какой-то годовой праздник, в пребывание свое в Москве, приехал он с поздравлением к Н.П. Архарову (в 1782–1784 гг. губернатор Москвы; в 1777 году был в чине генерал-майора – Е. М.) и привез новые стихи свои, напечатанные на особенных листках. Раздав по экземпляру хозяину и гостям знакомым, спросил он о имени одного из посетителей, ему неизвестного. Узнав, что он чиновник полицейский и доверенный человек у хозяина дома, он и его одарил экземпляром. Общий разговор коснулся до драматической литературы; каждый вносил свое мнение. Новый знакомец Сумарокова изложил и свое, которое, по несчастью, не попало на его мнение. С живостью встав с места, подходит он к нему и говорит: «Прошу покорнейше отдать мне мои стихи, этот подарок не по вас; а завтра для праздника пришлю вам воз сена или куль муки»…» (из «Записных книжек» П. Вяземского, Россия, 1813–1877 гг.).

• «Иоганн Гёте (1749–1832) не давал ускользнуть ни одной мысли, немедленно занося ее на бумагу. Рассказывают, что однажды, удостоенный посещения одного монарха, Гёте, в разгар интересной беседы, удалился в другую комнату – записать мелькнувшую у него смелую мысль для «Фауста» (из книги Т. Иванюк «Творчество и личность», Россия, 2006 г.).

• «В 1763 году семейство Вольфганга Моцарта (1756–1791) прибыло в Париж, снабженное многочисленными рекомендательными письмами. Здесь особенно теплое участие в них принял их соотечественник барон Гримм, уже давно переселившийся во Францию и бывший в то время секретарем герцога Орлеанского, вследствие чего он имел постоянный свободный доступ ко двору. Он сумел заинтересовать детьми королевскую семью, и их пригласили в Версаль. Г-жа Помпадур тоже пожелала их видеть. Она с большим любопытством разглядывала маленького артиста и для этого даже поставила его на стол, но держала себя так чопорно, что уклонилась от его детского поцелуя. «Это кто такая, что не хочет меня поцеловать? Ведь целовала же меня сама императрица!» – воскликнул в негодовании обиженный мальчик» (из очерка М. Давыдовой «В.Моцарт, его жизнь и музыкальная деятельность», Россия, 1891 г.).

• «Из различных выдержек в письмах ученика Людвига ван Бетховена (1770–1827) Фердинанда Риса можно узнать, что композитор планировал переехать в Париж и с этой целью придерживал симфонию, посвященную Бонапарту…» (из книги А. Ноймайра «Музыка и медицина. На примере Венской классической школы», Австрия, 1995 г.). «…Это было бурное время. Революционная Франция стала бонапартистской… Именно в это время окрепла героико-драматическая тематика в музыке Бетховена… Борьбой завоеванная свобода, драматизм жизненных схваток, героика титанических свершений, стихийный порыв масс – вот главные темы в зрелом бетховенском творчестве» (из сборника Д. Самина «100 великих композиторов», Россия, 1999 г.). «Все симпатии Бетховена влекли его к революционным идеям… Мятежный римлянин, вскормленный Плутархом, он мечтает о героической Республике, чьим основателем стал бы бог Победы, иными словами – первый консул…» (из эссе Р. Роллана «Жизнь Бетховена», Франция, 1903 г.). «…Тем больнее должно было быть разочарование при получении известия о короновании Наполеона на престол императора в мае 1804 года. Ф. Рис пишет далее: «Я был первым, кто сообщил ему эту весть: «Бонапарт объявил себя императором». Он рассвирепел и воскликнул: «И он тоже не что иное, как обыкновенный человек! Теперь он так же будет топтать ногами всех людей, чтобы потешить свое тщеславие…» Бетховен подошел к столу, схватил титульный лист за верхний край, разорвал его и бросил на землю». Первая страница была написана заново, и только лишь сейчас симфония получила название «Героической»…» (из книги А. Ноймайра «Музыка и медицина. На примере Венской классической школы», Австрия, 1995 г.). «…Первоначально рукопись симфонии имела заглавие «Бонапарт»… Бетховен в гневе разорвал посвящение и тут же начертал нижеследующее заглавие, разом мстительное и трогательное: «Героическая симфония… в знак воспоминания об одном великом человеке»…» (из эссе Р. Роллана «Жизнь Бетховена», Франция, 1903 г.). «Этим не только было уничтожено посвящение, но и полностью разрушены его планы переезда в Париж, имевшие большое значение для творческого развития. Вспышка ярости при получении известия о коронации Наполеона была не только политическим актом, «но и глубоко личным творческим проявлением» (из книги А. Ноймайра «Музыка и медицина. На примере Венской классической школы», Австрия, 1995 г.).