Психология творчества. Вневременная родословная таланта - [28]

• «В 1808 году Элиза, сестра Наполеона, получила во владение Тосканское герцогство со столицей Флоренцией. Праздник следовал за праздником. Снова нужен был Никколо Паганини (1782–1840). И он был вынужден вернуться. Во Флоренции прошло еще четыре года его придворной службы. Поражение Наполеона в России резко осложнило обстановку во Флоренции, сделало пребывание там Паганини уже невыносимым. Он вновь жаждал освободиться от зависимости. Нужен был повод. И он его нашел, явившись в мундире капитана на придворный концерт. Элиза приказала ему немедленно переодеться. Паганини демонстративно отказался. Ему пришлось бежать с бала и ночью уехать из Флоренции во избежание ареста» (из сборника Д. Самина «100 великих композиторов», Россия, 1999 г.).

• «Джон Брайан Браммел (1778–1850), «король изящества», в 1813 году стоял на невиданной высоте… Не было ни одного раута в Лондоне, где бы на его присутствие не смотрели как на торжество, а на отсутствие – как на несчастье. Газеты печатали его имя во главе самых знаменитых гостей. Он было президентом клуба Уатье, членом которого состоял Байрон. Браммела дарили дружбой самые различные люди – от чопорного Шеридана до герцогини Девонширской, писавшей стихи на трех языках… Его звезда светила так ярко, что начала ослеплять его. Его отношения с принцем Уэльским (будущим английским монархом Георгом IV. – Е.М.) с некоторых пор сделались весьма натянутыми. Старея, принц тучнел все больше и больше, а Браммел с гордой насмешливостью неувядаемой красоты подтрунивал над этим: он перенес прозвище дворцового привратника– толстяка «Большой Бен» на его хозяина, а его фаворитку Фриц-Герберт звал «Бенина». Однажды в Гайд-парке Браммел сказал, метя в идущего принца: «Кто этот толстый человек?»… Принц не мог потерпеть подобной развязной уверенности в своем могуществе от человека, которого продолжал считать своим протеже…» (из книги С. Цветкова «Эпизоды истории в привычках, слабостях и пороках великих и знаменитых», Россия, 2011 г.).

• «Успеху творческому неизменно сопутствовал успех кассовый… Так было у Никколо Паганини (1782–1840) и в Англии (1832 г.). Британская холодность была растоплена южной страстью маэстро. Приглашения играть в домах самых щедрых меценатов сыпались со всех сторон – Паганини не знал, с кого начать. Королю Георгу IV, пригласившему скрипача во дворец за далеко не королевскую плату, Паганини презрительно ответил, что его величество может купить место в партере на его концерт – так будет еще дешевле…» (из книги С. Цветкова «Эпизоды истории в привычках, слабостях и пороках великих и знаменитых», Россия, 2011 г.).

• «Первая встреча Александра Пушкина (1799–1837) с новым царем Николаем I (сентябрь 1826 г.) была обставлена с наполеоновской театральностью, точно кто-то умышленно старался поразить впечатлительное воображение поэта… Между тем судьба поэта зависела от того, какое впечатление произведет он на Николая и какое впечатление Николай произведет на него. Притворяться Пушкин не умел и не хотел, но им обоим надо было сделать над собой усилие, надо было проявить немало здравого смысла, чтобы перешагнуть через все, что их разъединяло, договориться до того, что их сближало. Их разъединял день 14 декабря. Между ними столяло 5 виселиц. Николай принял Пушкина с глазу на глаз и продержал его почти два часа…» (из книги А.Тырковой-Вильямс «Жизнь Пушкина», Франция, 1948 г.). «Рассказывают о следующей подробности свидания Пушкина с императором Николаем: поэт и здесь остался поэтом. Ободренный снисходительностью государя, он делался более и более свободен в разговоре; наконец дошел до того, что, незаметно для себя самого, притулился к столу, который был позади него, и почти сел на этот стол. Государь быстро отвернулся от Пушкина и потом говорил: «С поэтом нельзя быть милостивым»…» (из очерка А. Скабичевского «А.С. Пушкин, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1891 г.).

• «В отношении к Томасу Карлейлю (1795–1881) произошли таинственные превращения, которым подвергся в Англии за последние два столетия не один мыслитель: всеобщее признание его величия избавило почитателей от необходимости принимать его всерьез… Умолкнувший пророк не был обойден почетом. Однажды, в 1869 году, в Чейн Роу (поместье Т. Карлейля – Е. М.) приехал настоятель Вестминстера Стэнли о женой леди Огастой, чтобы сообщить Карлейлю, что очень высокая особа – даже высочайшая особа – выразила желание встретиться с ним; он понял, что ему престояла аудиенция у королевы. Ровно в назначенное время он явился к дверям дома настоятеля, и в 5 часов вечера королева «вошла в комнату какой-то плывущей походкой, так что ноги совсем не видны», сопровождаемая принцессой Луизой и вдовствующей герцогиней Атолл. Тут же были геолог сэр Чарльз Лайел, историк Гроут, оба с женами, а также Браунинг, который только что выпустил необыкновенно длинную поэму «Кольцо и книга». Королева сказала каждому из них по нескольку слов: Браунинга она спросила: «Вы что-нибудь пишете сейчас?» Дамы сели, мужчины остались стоять, всем подали черный мутный кофе. Было уже почти 6 часов, когда леди Огаста позвала Карлейля, который не привык так долго стоять, и сказала, что ее величество хочет говорить с ним. Королева первым делом сказала, что шотландцы – умный народ, на что Карлейль (шотландец по национальности –