Психология социального отчуждения - [60]

Решительный поворот во всех отношениях женщин с обществом и государством произошел под влиянием повышения производительности труда и пролетаризации обывателя. Когда «дешевые товары», «машинное производство», «ледяная вода эгоистических расчетов» и прочие атрибуты капитализма позволили людям не бояться свободы, а обществу – не зависеть от частника, семья уступила первенство системе. Сменился базис – сменилась и надстройка. В новых производственных отношениях трудящаяся женщина оставила мужчине самые неблагодарные виды труда, а затем стала вытеснять его и из семьи, предпочитая иметь отношения, не сковывающие жесткими рамками семейного права. Ф. Фукуяма в своей известной книге, названной «Великий разрыв», писал: «в колониальной Америке, когда подавляющее большинство американцев жили на семейных фермах, семья воспитывала детей, заботилась о престарелых и сама была источником развлечений. В последующие годы эти функции были переданы кому-то. Сначала мужчины, а затем женщины стали искать работу вне домашнего хозяйства, дети были отосланы в школы, а дедушки и бабушки – в дома престарелых. Развлечения стали обеспечиваться такими компаними как «Уолт Дисней» и «Метро Голдвин Майер»». Естественно, это не могло не сказаться на внутрисемейных отношениях. «Из 67 % детей, рожденных в США в 90-е гг. родителями, состоящими в браке, не менее 45 % к тому времени, когда им исполнится 18 лет, будут свидетелями их развода. В Швеции количество заключенных браков так низко (3,6 % на 1000 населения), а количество сожителей так велико (30 % всех пар), что можно утверждать – институт брака переживает долговременный упадок».

Даже в искусстве женщины из объекта творчества (носителя прекрасного), чему и кому, собственно говоря, служил мужской талант, выдвинулись на роль субъектов творчества. Это не прошло даром, так как в реальной жизни и в своем человеческом облике творец прекрасного обычно малосимпатичен. Личный контакт с ним не вдохновляет воображения. И, естественно, дымка романтизма, витавшая вокруг любой женщины как потенциальной мечты поэта, стала рассеиваться. К тому же (а может быть вследствие того) традиционные представления мужчин о грехе, связанном с нечистыми помыслами относительно женщин тоже стали исчезать под влиянием свободы нравов, обнажающими то, что должно быть закрыто. Полоролевые отношения должны были перейти на личностный уровень, что доступно очень немногим. Остальные в поисках греха должны были искать иные сферы жизни. Это, во-первых, не просто, во-вторых, небезопасно, в-третьих, обычно обходится без женщин. Межполовое отчуждение не заставило себя ждать. В так называемых продвинутых слоях населения единственным связующим звеном осталось родительское чувство, и споры о воспитании детей при разводах становятся все более ожесточенными. Обычные люди просто избегают каких-либо взаимных обязательств. Маргиналы вообще не торопятся воспользоваться плодами прогресса.

Там, где личность – не главное, а товары не производят, а потребляют, женщинам достаются роли попроще. Как заметил Ф. Фукуяма, «пустоголовые женщины в цене на Востоке». И, должно быть, здесь срабатывают какие-то глубинные отличия мужского и женского социальных конструктов. Дело даже не в производительности труда, а в том, что вне системы с ее организацией межличностных отношений, способ существования мужчин эффективней женского. В своей практике мне довелось наблюдать за поведением мужчин и женщин в неорганизованных сообществах при специфических обстоятельствах. На сборном пункте призывников в армию вновь прибывших на некоторое время оставляли без руководящих указаний. Их отводили на лужайку, с которой было приказано не отлучаться и ждать, когда ими займутся. Толпа незнакомых юношей (человеческая лужа) заливала территорию. В их знакомствах не было никакого смысла, так как через несколько часов все будут перетасованы непредсказуемым образом. Тем не менее, не проходило и получаса, как сообщество структурировалось само собой. Выделились лидеры, вокруг них сосредоточился актив, а по периферии – примкнувшие. Если лидеры поначалу сели рядом, они вскоре дистанцировались. Между группами, имеющими территорию, слонялись неприкаянные, на которых мы, психологи, сразу обращали пристальное внимание. Когда в те же условия были поставлены сандружинницы, проходившие сборы (в период между призывными кампаниями) лужа как заполняла территорию, так и оставалась без структурных изменений. Девушки знакомились с теми, кто рядом, и отсутствием какой-то определенной роли в толпе совершенно не тяготились. Вот и в маргинальной среде мужское стихийное, интуитивное, подсознательное начало берет на себя ответственность за организацию социального пространства. Целесообразную в целом, но не очень гуманную в отношении женщины. Так в уголовной субкультуре ей не полагается нарушать дистанцию с ворами, а тем из них, кто «в законе» вообще запрещено отвлекаться на семейные привязанности. Среди социальных паразитов (бродяги, нищие, проститутки) женщина всегда остается за спиной мужчины, который ее защищает от террора среды, но распоряжается средствами на жизнь и более или менее беззастенчиво эксплуатирует. Даже в сравнительно культурном сообществе отщепенцев, предпочитающих андерграунд, ее социальный статус во многом зависит от того, насколько она нравится тому, кто ей покровительствует.