Психология социального отчуждения - [19]

«Личность, поведение которой преимущественно аморально и антисоциально, характеризуется импульсивными и безответственными действиями, направленными на немедленное удовлетворение эгоистических интересов без учета возможных последствий и без последующего чувства вины и тревоги» (Американская ассоциация психиатров).

«Психопат характеризуется как бессовестный и бесстыжий человек, которому незнакомо чувство вины, который не испытывает любви к окружающим, привык ни в чем себя не ограничивать и не контролировать себя, который в любом случае поступит так, как ему хочется. Среди них много мошенников, аферистов, проституток, многоженцев – словом, им сподручнее зарабатывать себе на жизнь хитростью и смекалкой, а не тяжелым трудом… Не ведая, что есть стыд и вина, они, как правило, не могут сочувствовать угрызениям совести, мукам раскаяния, вины и сожаления, не в состоянии понять безответной любви, сострадания, чужого стыда и смущения… При этом они глубоко прозорливы в отношении психопатического в других людях»[24].

Поначалу (в середине XIX века), когда психологами считали себя философы, педагогика занималась исключительно публицистикой, а медицина не выходила за рамки лечения умалишенных, за дело взялись антропологи, благо Ч. Дарвин к тому времени сформулировал теорию эволюции видов очень убедительно. Концепция вырождения как появления атавизмов, нежизнеспособных в современных условиях, пришлась как нельзя кстати. Люди вообще склонны вспоминать о природе, когда политика заходит в тупик, однако это срабатывает на уровне более или менее отвлеченной теории, но чем ближе к жизни, тем труднее привязать к практике ложно истолкованные закономерности. Как заметил А. Ф. Кони, «в большинстве так называемых сенсационных процессов перед судом разворачивается картина эгоистического бездушия, нравственной грязи и беспощадной жестокости, которые в поисках не нуждающегося в труде и жадного к наслаждениям существования привели обвиняемого на скамью подсудимых. Задача присяжных при созерцании такой картины должна им представляться хоть и тяжелой «по человечеству», но все-таки несложной. Но, однако, когда фактическая сторона судебного следствия была окончена, на сцену выступали служители науки во всеоружии страшных для присяжных слов: нравственное помешательство, вырождение, наследственность и т. п. В душе присяжных поселялось смущение… чему способствовали благоговейное преклонение защиты перед авторитетом науки и почти обычная слабость знаний у обвинителей в области психологии и учения о душевных болезнях»[25]. Ближе антропологии к феномену поведения, девиантного без внешних оснований, стояла психиатрия, ей и передали эстафету. Она взялась за дело привычными для себя методами, формируя семиологию (учение о симптомах), совершенствуя диагностическую технику, осмысляя патогенез и испытывая возможности терапии. В мироощущении психопатов (этот термин пришел на смену «морально дефективным») обнаружились черты сходства с переживаниями душевно больных людей, и перед врачами встала проблема уточнить, в какой мере внешнее соответствует внутреннему. Намерения уточнить патогенетические связи были вполне серьезными.

Какое-то время «центры коррекции поведения» пытались лечебными средствами повлиять на личность такого склада людей, но безуспешно. К середине ХХ века стало ясно, что психиатры могут лишь обозначить ту или иную форму психопатии, не более того. Врачебный пессимизм пришел на смену антропологическому. Основания для оптимизма появились лишь тогда, когда за дело взялась педагогическая психология, не по своей воле продолжая развитие некой воспитательной идеи, а под давлением вполне конкретных исторических обстоятельств. Если бы не они, вся педагогика спокойно работала бы в привычных рамках традиционных идеологий, прививая детям хорошие манеры. Но во второй половине ХХ века унификация информационного, культурного, экономического пространства заставила человека долго работать над собой, пока он созреет для жизни, выйдя из детства. Стать человеком мира, наверное, много труднее, чем лавочником, как отец. Подростково-молодежный период начал стремительно увеличиваться, и внутренний мир подростка (его раньше не исследовали просто потому, что учителям уже не было дела до выпускника, а политиков он еще не интересовал) стали пристально и всесторонне исследовать.

Когда социальная реальность заставила науку присмотреться к подростковому этапу онтогенеза личности, сделать следующий шаг не составило труда. Педагогическая психология, обратив внимание на то, что психопаты не умеют извлекать пользу из жизненного опыта, назвала их «вечно пятнадцатилетними». Как заметил Ф. Блум, «расстройства характера и личности, которые варьируют от одержимости, навязчивых состояний до явных антиобщественных поступков, зачатки которых наблюдаются в позднем подростковом возрасте, после чего устанавливаются на всю жизнь и редко осознаются субъектом как отклонения от нормы»[26]. Новый подход, как и прежний, не объясняет природу этого явления, но он открывает реальные методологические перспективы для воспитания, так как работать с «нравственно инфантильными» нужно иначе, чем с «морально дефективными». В твердых и доброжелательных руках взрослых людей (а большинство так называемых психопатов находятся именно в таких обстоятельствах) недостаточность аффилиативного притяжения и отсутствие страха когнитивного диссонанса компенсируются верностью статусным ролям и привычкой к ролям-функциям, которые обволакивают дефицит привязанностей, делая его незаметным не только для окружающих, но и для самого человека. И хотя недостаток интуиции прорывается время от времени вопиющей нечуткостью в обхождении, последствия таких эксцессов не столь драматичны, чтобы заслуживать эпитеты, которые в изобилии встречаются на страницах специальной литературы.