Псевдонимы русского зарубежья - [68]
Вряд ли можно сомневаться, что предисловие к первому номеру «Перевала» было написано самим Соколовым. И в нем читаем вполне радикальные фразы: «Стихийно-вулканический процесс всколыхнул русскую жизнь до самых ее глубин, и в бешеном натиске все ее творческие силы, ломая и подтачивая преграды, грудью пролагают себе дорогу. […] Как в области статей общественного содержания, так и в других областях, мы не станем ставить себе никаких запретных границ. Для своей деятельности мы намечаем себе лишь одни рамки, – те самые, без которых немыслимо служение творческому принципу. Вне этих рамок оставляем мы все, что – от деспотизма. Итак, да будет наша деятельность проникнута началом свободы. На путях свободы хотим мы идти до конца. И пусть будет наш троякий девиз таков: Радикализм философский, эстетический, социальный!»[557]
Еще в конце 1906 г. его настроение довольно безапелляционно связывалось с политическим радикализмом, о чем он писал Г. И. Чулкову: «Помыслите для будущего о сокрушительной статье против “Весов”. Что бы сказали Вы о статейке на тему о Деспотизме и его масках, где было бы развито (и проиллюстрировано конкретно) то положение, что нередко иные органы под маской чистого Искусства скрывают “чистое” черносотенство. Этим последним теперь пахнет очень сильно в “Весах”. С. А. Поляков недавно в заседании Литерат[урной] комиссии Лит[ературно] – Худ[ожественного] кружка, возражая мне при обсуждении приглашаемых лекторов, не постеснялся заявить, бия себя руками в грудь, что он желал бы пригласить Грингмута. Один из ближайших участников “Скорпиона” Семенов (говорят, некогда радикал) открыто называет себя членом Союза активной борьбы с Революцией, а некий Садовский, паж Брюсова и его подголосок, прочтя I № “Перевала” и ознакомившись с его красным духом, письменно уведомил нас, что, прочтя I №, он просит вычеркнуть его из списка сотрудников. Вообще карты выясняются все более и более, и обнаруживается с несомненностью, кто что таил в смысле политическом за маской чистого искусства. “Перевал” оказался великолепным пробным камнем»[558].
Однако довольно скоро он перестал активно вмешиваться в политику. «Перевал» выходил только год и осенью 1907 г. прекратился. Соколов попытался стать деловым человеком и принимал участие не только в литературных предприятиях, которые могли бы приносить доход, но и в более серьезных делах. «За несколько лет до Вел[икой] войны адвокатуру практически оставил. Избрал себе деятельность по проведению железнодорожных концессий и постройке новых железн[ых] дорог. Состоял секретарем и участником различных банковых синдикатов и учредительских групп по разным железнодор[ожным] проектам. Перед войной был директором правления Копорской жел[езной] дороги. Управлял своим имением […], – дачною местностью “Малаховка” по Каз[анской] ж[елезной] дор[оге]»[559].
Эта деятельность прекратилась с началом войны. Соколов служил прапорщиком в артиллерии, написал ряд очерков о военных событиях, часть из которых вошла в книгу «С железом в руках, с крестом в сердце: Записки офицера» (Пг., 1915). Весной 1915 г. он был тяжело ранен в голову и попал в плен. После заключения Брестского мира, летом (или осенью – тут его показания в различных документах расходятся) 1918 г. он вернулся в Москву.
В самой поздней и подробной из известных нам автобиографий он рассказывал: «Деятельность во время гражданской войны. Попав осенью 18 года в красную Москву, бежал оттуда через месяц с солдатским паспортом. Прибыл через Украину в Крым. Там выступал с лекциями и докладами антибольшевицкого свойства, а равно писал в местных газетах в том же духе. В деловом смысле одно время состоял секретарем правления “Таврического Банка” (Ялта), основанного группою моск[овских] капиталистов. Перед красным нашествием на Крым, весною 19 года, оставил службу в банке и поступил на службу Доброармии в качестве помощника Инспектора Крымской сети Отдела Пропаганды. […] На территории Доброармии на Сев[ерном] Кавказе одно время состоял членом Особой Комиссии Главнокомандования по регистрации большевицких зверств. Вскоре, однако, перешел на службу в центр Отдела Пропаганды (Ростов), где управлял на автономных началах “Литературно-Политич[еским] Пресс-Бюро” […] При расформировании Освага новым Казачьим Правительством […] получил формальную отставку и выехал за границу, через Константинополь. Оттуда проследовал в Париж. В Крымской эпопее не участвовал»[560].
В другой автобиографии (в виде письма к А. С. Ященко) он несколько подробнее рассказывал о литераторской стороне своего существования: «… я с весны 19-го года по март 20-го служил в Доброармии, где был редактором Литературно-Политич[еского] Пресс-Бюро при Отделе Пропаганды и снабжал соответственными статьями моих многочисленных сотрудников все газеты Юга России, сочувственные идеям Доброармии. Сам я лично за это время написал штук 40 статей за моей обычной подписью С. Кречетов, напечатанных во многих южно-русских газетах. […] В Ростове в декабре 19 года я выпустил журнал искусства и литературы “Орфей” (под редакцией моею и Евгения Лансере), единственный журнал на территории Доброармии. (Вышел только 1 №, с репродукциями вещей Билибина, Лансере, Силина и т. д.). За пребывание в Париже (с весны этого года) написал несколько статей в “Общем Деле” и в Пражской газете “Русское Дело”. Напечатал в разное время несколько стихов в южнорусских газетах и в том же “Орфее”. Из работ, готовящихся к изданию, есть сборник стихов (который негде издавать!) и сборник статей по истории новой русской литературы, – нечто вроде последовательного курса. Это – те лекции, которые я читал в плену моим сотоварищам-офицерам. Если это привести в порядок и подработать, выйдет стройная книга»
