Псевдонимы русского зарубежья - [70]

Бунин ничего не черкнул, и через 4 года, 31 августа 1926 г., Кречетов снова его атаковал: «Еще в конце зимы я писал Вам письмо, доказывая, что Вам надо когда-ниб[удь] наконец написать свое слово о Краснове и его романах, так как наша левая критика (а иной и нет) всячески стремится провести на Краснова взгляд, как на Вербицкую. Между тем это совершенно не так, и Краснов, Вы сами знаете, идет литературно вперед с каждой книгой и имеет полное право называться писателем. Весною, при нашем личном свидании в Париже, Вы обещали мне непременно написать статью о Краснове летом […] Я читаю “Возр[ождение]” все лето и статьи этой не вижу. Лето кончилось. Дорогой мой! Исполните Ваше обещание. Кому иному признать Краснова в “ранге” подлинного писателя, как не Вам, старшему на нашем Русском литер[атурном] Олимпе? Мне будет очень больно и горько, если Вы так и не сделаете этого. Для поддержки русского духа в русских людях его книги – большая сила, и надо это сказать».

О той обиде, с которой Кречетов отнесся к прямо выраженному нежеланию Бунина писать о Краснове, свидетельствует письмо, помеченное 27 октября 1926 г.:

Ваша открытка, что Вы не станете писать о Краснове, больно ударила меня в сердце. Вы пишете, что Вы не можете исполнить моей «просьбы». ПРОСЬБОЙ это было год тому назад. С тех пор же, как Вы и письменно и лично дали СЛОВО ее исполнить, это стало Вашим ОБЕЩАНИЕМ. «Давши слово, держись». Вы же хотите его нарушить. От Вас, сознаюсь, я этого не ждал.

Это одно. Теперь другое. Другое в том, что в данном случае дело вовсе не сводится к узкому и чисто личному вопросу о том, что я о чем-то Вас просил, а Вы что-то мне из приязни обещали, а потом уклонились «за недосугом». Здесь дело идет о восстановлении литературной СПРАВЕДЛИВОСТИ, носителем и высшим арбитром коей я Вас почитал и хочу почитать. Ужели напрасно? И притом о такой справедливости, которая имеет значение для Русского дела, которому и Вы, и я, и Краснов одинаково, хотя бы и каждый по-своему, служим.

[…] От Вас имелось в виду нечто вроде письма ко всем, имеющим уши и интересующимся или делающим вид, что интересуются, Русской литературой, о том, что Краснов сумел завоевать себе звание ПОДЛИННОГО Русского писателя, что он должен таковым почитаться по праву, что пора трактовать его как такового и что неприлично и стыдно из партийных или профессиональных побуждений смешивать его в одну кучу с Вербицкими и Брешко-Брешковскими.

Особенно горькой обида должна была быть потому, что и «Медный всадник», и П. Н. Краснов были теснейшим образом связаны с деятельностью Братства Русской Правды, таинственной организации, ведшей, если верить многим описаниям, не только активную, но и чрезвычайно существенную работу по организации народного сопротивления в СССР. Кречетов стоял у ее истоков, был «Братом № 1», и не случайно герой Братства носил подозрительное имя атаман Кречет, которое, как нам кажется, и стало четвертым именем С. А. Соколова.

О деятельности Братства существует достаточно обширная литература. Наиболее выразительна она на некоторых сайтах в интернете. Вот, например, выдержки из неподписанной статьи, помещенной на сайте «Русская православная церковь за границей. Приход новомучеников и исповедников российских»:

БРП было создано в 1921 г. в Берлине по инициативе белого казачьего генерала, донского атамана, монархиста, неутомимого борца с мировым жидовством и великого русского писателя (до сих пор не признанного в постсоветской эрефии) Петра Николаевича Краснова, а также герцога Лейхтенбергского и талантливого поэта и журналиста Соколова-Кречетова. Братство вошло в историю русского освободительного движения не только как наиболее выдающееся и боеспособное военно-террористическое объединение, не прекращавшее войну с юдобольшевизмом (оно продолжало «гражданскую» вернее религиозно-расовую русско-советскую войну) даже в период видимого затишья 1920-х и 1930-х гг., но и как крайне правое, наиболее фашиствующее из всех белоэмигрантских организаций того времени. Всем русским патриотам была хорошо известна крылатая фраза Краснова: «Нам нужен наш – русский православный Гитлер!». Наверное, не было в белой эмиграции другого такого же борца с юдокоммунизмом, как генерал П. Н. Краснов, который, несмотря на свой преклонный возраст, не покладая рук, без устали отчаянно и беззаветно боролся с врагами Христа и России, не боясь прослыть коллаборационистом или германофилом. […] Краснов и все соратники БРП были крайне правыми националистами и монархофашистами. В целом белоэмигрантские настроения той поры, связанные с надеждой освобождения Родины от красной заразы, можно было охарактеризовать словами другого царского генерала А. В. Туркула: «Наш идеал – фашистская монархия»[571].

Еще более выразительна характеристика, данная Кириллом Каменцом (вероятно, псевдоним) для сайта «Спутник и погром». Она исполнена путаницы и намеренной лжи, но прекрасно характеризует нынешнее восприятие некоторыми кругами деятельности Братства:

Кем были эти люди, действующие с одобрения Великого Князя Николая Николаевича и благословения первоиерарха РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого)? Донской атаман, неутомимый борец с большевизмом Петр Николаевич Краснов и гениальный писатель-пропагандист Соколов-Кречетов («Брат № 1») в 1921 году положили начало самой непримиримой боевой организации русской эмиграции. […] Штаб Братства находился в Париже, где его возглавлял племянник последнего Императора – Никита Александрович Романов. Каждому брату был выдан т. н. «братский номер», под которым его знали остальные члены организации. Каждый воин-террорист был в курсе только про своего непосредственного начальника. Сеть ячеек Братства покрывала всю Европу; везде, где были воинствующие русские националисты-эмигранты, существовали местные отделения БРП. Финляндия, Латвия, Польша, Франция, Югославия, Англия, Маньчжурия, Япония, Корея… […] Братство также имело собственные террористические школы, рядом с которыми отдыхали примитивные лагеря Аль-Каиды. Кадры диверсантов-террористов обучались в лагерях всему, от рукопашного боя до изготовления ядов. Помимо прямой задачи ликвидации коммунистов, члены БРП несли в СССР антисоветские листовки с подстрекательствами к погромам, публиковали адреса и имена коммунистических деятелей с призывами к убийствам. Местное население содействовало Братству, случаи доносов на братьев были очень редки. Слишком ненавистны были обывателю еврей-комиссар и латыш из продотряда, к тому же основные лозунги Братства были простыми и понятными для народа. […] Волна расправ над коммунистами катилась по всей России; в сводках БРП перечислялись практически все области России. Самые жестокие подпольные бои велись в Белоруссии и Сибири; там массово убивали комиссаров. Часто братья, с их великолепной контрразведкой, перехватывали поезда с чекистами, которые направлялись в Европу для борьбы с русскими национальными организациями. Особенно интересным чтением оказываются списки ликвидированных ГПУшников. «Шиман, Бинер, Финкельштейн, Файн». […] К 30-м годам основную массу боевиков составляли крестьянские партизанские подразделения, которыми руководили белые офицеры. Даже до трудовых масс начало доходить, что русская национальная власть являлась единственной альтернативой безумному коммунистическому интернационалу голода и унижений. Установился канон прямых действий Братства: остановка и «проверка» поездов (т. е. обыск и расстрел чекистов / партийных), взрывы объектов (военные склады, партийные учреждения). В определенные моменты БРП устанавливало свою власть в целых районах западной части СССР