Провинциалка - [11]

"Кумовство" Перфанова не принесло нам счастья — после пяти лет супружеской жизни Лиляна меня оставила. Когда до него дошел слух о нашем разводе, он не сказал ни слова — несмотря на внешнюю грубость, ему была свойственна сдержанность и деликатность, лишь в глазах мелькнула легкая укоризна, но я так и не понял, в отношении кого — меня или Лиляны…

7

С самого начала игры мне пошла такая "счастливая карта", что я неизменно выигрывал, несмотря ни на что.

Трое моих партнеров — Даво, хирург Астарджиев и молодой поэт Василен Симов — испытывали серьезные затруднения, потели и пытались постоянными "пас-ламенами"[8] вернуть свой шанс и пресечь мое везение, но до сих пор им этого не удавалось.

Мы собрались у Даво. Комната была северной и довольно мрачной, поэтому низко висящая над столом лампа уже светилась. Единственное окно, выходящее на уродливую глухую стену, было занавешено обвисшей темно-синей шторой. Стояла тишина, жена и дети Даво ушли из дому, и мы получили возможность без всяких помех предаться нашему занятию на условленных четыре часа.

Когда мне везло, я становился словоохотливым и великодушным, делая вид, что выигрыш меня совершенно не интересует, что еще больше деморализировало моих противников. Я сыпал шутками или ставил в тупик своих партнеров точным анализом их поведения…

— Хватит тебе пыхтеть, — заявил я Даво, когда его дыхание стало особенно шумным и прерывистым. — Так ли уж трудно собрать две пары от королей?

Он взглянул на меня с искренним удивлением, но ничего не возразил, и стало ясно, что у него на руках была действительно эта комбинация.

Теперь поэт несколько минут будет обдумывать, это явление и играть совершенно механически, в то время как доктор Астарджиев положительно станет внимательным и осторожным вдвойне…

— Пас! — засмеялся я, когда Василен после нескольких сдач тихо сказал: "Мизер!", и что-то в его интонации подсказало мне, что ему пришла карта. — У тебя ведь фулл, а у меня — только три дамы.

И вновь почувствовал, что попал в точку, а остальные, уверившись в этом, испытали неприятный осадок. Когда тебе идет карта, все разыгрывается, как по нотам: возникает точное представление о силе противника, ты знаешь, когда сказать "плачу", а когда — "пас"…

При следующей сдаче у меня оказалась тройка тузов, а у Даво — тройка королей. Он разозлился.

— Это уж слишком, Венедиков… Что ты там в Хисаре, с цыганкой имел дело, что ли? Впрочем, с такими картами любая бабка выиграет! Но ты мне еще попадешься, и тогда посмотришь, на что способен Даво!

Я беспечно улыбнулся, хотя в его словах была немалая доля истины — не стоило недооценивать Даво, особенно когда ему шла карта в руки. Тогда он бывал беспощаден — если уж он в тебя вцепится, не выпустит, пока не выпотрошит до конца, как это произошло в прошлый раз! Но хороший игрок должен уметь не только выигрывать, но и проигрывать с достоинством!

Но сейчас фортуна изменила Даво, теперь неделю он будет приходить в себя после тяжелого удара. Поэт — тоже. Он мог рассчитывать лишь на свои худосочные гонорары и еще более худосочные сборники стихов, но играл с размахом русского аристократа из романов Достоевского. И только доктор был для меня "терра инкогнито". Исключительно хитрый и интеллигентный, Астарджиев редко проигрывал и отличался великолепным самообладанием. Может быть, поэтому я всегда был начеку, когда играл с ним. И сейчас чувствовалось, что он не отказался от намерения внести перелом в нашу игру. Доктор отличался чрезвычайно подвижной мимикой, любил часто смеяться, обнажая в улыбке великолепные белые зубы; голос у него был теплый и задушевный, его не портила даже легкая шепелявость. Говорили, что он — великолепный специалист в своей области, и я этому верил, считая его в то же время одним из наиболее опасных игроков в покер во всей Софии.

— Ты знаешь, что умер Перфанов? — неожиданно сказал Даво, виртуозно тасуя колоду.

— Знаю.

— А подробности тебе известны?

— Какие подробности? Занимайся-ка ты лучше картами, а то опять забыл положить чип.

Даво глубоко втянул воздух и нарочно замедлил раздачу карт.

— А ты вообще знаешь, как он умер?

Я брал карты по одной. Первые три были тузами.

— Его сбил грузовик, — объяснил он секунду спустя. — На улице, средь бела дня… Вообще…

Никто не вступил в игру, и мои три туза прогорели ни за грош. Я метнул сердитый взгляд на своего друга.

— Что вообще?.. Говори яснее, кретин!

— В последнее время твой герой совершенно выжил из ума. Исчезал бесследно на весь день, а когда его находили, не мог вспомнить даже собственного имени…

Я недоверчиво поднял брови — во время нашей последней встречи Перфанов не проявлял никаких признаков склероза…

Падал крупный снег, желтые булыжники перед Военным клубом блестели под тонким жемчужно-белым покрывалом. Перфанов занес ногу на первую ступеньку небольшой каменной лестницы, ведущей в кафе, когда его взгляд выхватил меня из толпы прохожих. Он остановился и подождал меня. Я пожал крупную, мокрую от снега руку. Как всегда, он был выбрит до синевы. Множество капелек искрилось на его густой коричневой "генеральской" папахе. Вероятно, из-за этой папахи, надвинутой почти на самые брови, или по другой причине лицо его казалось странно съежившимся.