Провансальский триптих - [105]
…бегите, злые духи, чтоб вы не видели, не слышали, не появлялись, не уничтожали, не преследовали, не мешали ни трудам, ни намерениям нашим. Наш Бог — Господин ваш, и повелел вам: Apage satanas[384] — идите прочь… —
не уберегут душу от дневных страхов и ночных кошмаров.
Когда ветер гонит над заводями клубы тумана, рыбаки, в одиночку выходящие в своих плоскодонках на ночной лов угря, заслышав крики чаек, съеживаются, втягивают голову в плечи и закрывают глаза. Они не хотят ни видеть ничего, ни слышать. Они знают, что это за голоса. Знают: кричат утопленники, которые ночью всплывают на поверхность, покачиваются на волнах, уставив белые глаза на луну, и птичьими голосами жалуются на холод и одиночество.
Иногда, особенно осенью, задержавшимся на болотах охотникам или пастухам случается видеть в воздухе над полосой тумана, над сухими тростниковыми зарослями и зеркальцами воды фантастические картины: вереницы скелетов в лохмотьях и треуголках, сказочных животных с рогом посреди лба, диковинные строения — замки, крепости, сторожевые башни…
В этих печальных, малолюдных, жутковатых краях рождаются легенды и рассказы, от которых стынет кровь в жилах. Здесь несть числа привидениям и неведомым чудищам — они живут на этой негостеприимной, пронизываемой ветрами, заливаемой солеными водами земле, кормясь непроглядной тьмой зимних ночей, завываниями мистраля, бескрайней пустотой, где нет ни единого огонька, где не услышишь, как бьется человеческое сердце, не увидишь облачка пара, вырывающегося изо рта. Страшные рассказы — обрывки народных преданий и мифов, эхо растерянности и испуга, охватывавших пришельцев с греческих островов, отголоски легенд лигуров и кельтов, наследие римского политеизма, заселявшего едва ли не каждое урочище множеством полузверей-полубогов.
Из этих легенд и рассказов горстями черпали материал писатели и поэты, патриоты Камарга, возрождавшие язык и традиции Прованса. К их числу принадлежали Фредерик Мистраль, а в следующем поколении — Анри Боско, маркиз Фолько де Барончелли-Жавон и еще один аристократ — член Братства пастухов Святого Георгия, фелибр Жозеф д’Арбо. Творчество каждого из них заслуживает отдельного обсуждения, но мы ограничимся Жозефом д’Арбо, писателем, поэтом, духовным наследником Мистраля. Он много лет собирал передаваемые из уст в уста рассказы о необыкновенных чудовищах, о духах, блуждающих в урочищах Камарга. Один из рассказов обрел художественную форму в новелле, написанной на провансальском языке и опубликованной в 1926 году под названием «Чудище из Ваккареса»[385].
В новелле повествуется о происшествии, случившемся в Камарге в 1417 году. Главный герой Жак Рубо (по-провансальски Jaume Roubaud[386]) — персонаж безусловно вымышленный, пастух, одиноко живущий в Рьеже — самом сердце соляных копей между озером Ваккарес и побережьем.
Жак Рубо, глубоко верующий католик, рассказывает (естественно, по-провансальски, ведь автор новеллы — член «Фелибрижа») о необычной встрече, ставшей главным событием в его жизни. Рассказ свой он начинает с благоговейной апострофы:
Au Nom dóu Paire е dóu Fiéu e dóu Sant Esperit. Au Noum de Nosto-Damo-de-la Mar e de nòsti Santo. Vuei, lou vounge dóu mes d’Abriéu e Sant Dimenche de Pasco, en l’an 1417, iéu, Jaume Roubaud, pèr moun faus-noum lou Grela, baile-gardian de la manado de biòu sóuvage batènt li rode di Malagroi, lis Emperiau e lou Riege, ai coumença d’escriéure aquest cartabèu.
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, во имя Богоматери — покровительницы морей и наших святых Марий. Сегодня, одиннадцатого числа месяца апреля, в Святое воскресенье Пасхи, в году 1417-м, я, Жак Рубо, по прозвищу Конопатый, пастух манады быков, пасущихся в местах, называемых Малагруа, Империо и Рьеж, начинаю писать в этой тетради.
И далее, уже о самой встрече:
Ço qu’ai vist, à I’ouro d’aro, emai ausi, estènt pèr iéu l’encauso de reboulimen emai de pensamen febre-countùnio e me vesènt que trop dins l’impoussible d’esclargi pèr biais naturau tàlis endevenènço, vole marca moun escri pèr un sagèu d’entre-signe indubitable, segur en estènt que, pièi, un jour, qu’aucun de mai capable saupra faire proufié d’escasènço tant espantouso.
Все, что я видел и слышал в тот день, стало для меня причиной больших мучений и длительных размышлений, и, видя всю невозможность найти самому естественное объяснение этим событиям, я хочу записать все, как оно было, исполненный уверенности, что когда-нибудь более ученые люди сумеют извлечь пользу из описанных мною обстоятельств.
Однажды, разыскивая потерявшегося бычка, Жак Рубо увидел отпечатавшиеся на болотистой почве странные следы и пошел по ним, но до встречи с тем, кто их оставил, дело не дошло. Затем несколько дней кряду он натыкался на новые следы (clades — клинья — на языке пастухов), которые никак не могли принадлежать быку… Жак терял их, снова находил, не зная что и думать. Поначалу он считал, что следы оставляет aquéli feròugi — одна из разновидностей живущих в Камарге диких кабанов, — и возвращался к ним снова, на всякий случай прихватив железный трезубец (
