Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России - [20]

.

Итак, с помощью новых инвесторов, жаждущих новых прибылей, образ «российского перехода» в американской прессе обрёл второе рождение. Вновь заговорили о российском экономическом буме, который вот-вот начнется, если ещё не начался, и о её рынке, «лучшем из всех» развивающихся рынков.

«Русские по-прежнему верят в рыночную систему». Анатолий Чубайс, несмотря на все скандалы, связанные с его именем на родине, в том числе и из-за его преступного и «сталинистского» поведения во время новой чеченской войны 1999–2000 гг., в американской прессе остается героем либеральной реформы. Более того, его считают «крестным отцом» нового поколения «самых блестящих российских экономистов», вошедших в команду Путина, главный из которых — приверженец «шоковой терапии» Греф. По мнению журналистов, иностранные инвесторы особенно оптимистичны в отношении нового президента из-за его «страсти к порядку» и «некоторой доли авторитаризма, который России не повредит»^{110} Учёные тоже оказались глухи к российским реалиям. В 1999 г., когда от «перехода» остались одни руины, учёные-экономисты продолжали утверждать, что «сделано гораздо больше, чем кто-либо мог предположить». А один аналитик превозносил «грандиозность ельцинских достижений», якобы позволяющих «осуществить надежды большинства россиян». Ещё дальше в смысле количества «хороших новостей» пошли один политолог, один историк и один экономист. «Первый в истории России демократический переход» привёл к власти Путина, который продемонстрировал «острое понимание исторического момента». Это создало «блестящие перспективы» для осуществления в России действительно «значимой реформы». Реформа по-прежнему мыслилась как «радикальная реформа» — основанная на американской помощи программа Чубайса, пользующаяся поддержкой на Западе^{111}.

Неугасимой оказалась вера в необходимость и справедливость американского крестового похода. Даже в конце 1999 г. редактор «New York Times Book Review», от которого во многом зависит, какой резонанс получат книги о России, заверял читателей: «Мало кто в Западной Европе и США сомневается в необходимости обретения бывшим Советским Союзом западного облика». Единственная «проблема», добавлял он, состоит в том, как этого достигнуть. Человеком, который знает «как», оказался международный обозреватель той же газеты. Он предложил сделать бо;'лыпую ставку на «молодых россиян», для которых американцы должны разработать «ясную стратегию»^{112}.

У читателя эти «истинные верующие», чьи идейные убеждения выстояли под напором целой горы фактов, могут вызвать искреннюю симпатию и даже восхищение. Возможно, они — квинтэссенция американской нации, политические мечтатели типа «великого Гэтсби», верящие «в зелёный свет» и бесстрашно ведущие свои лодки против течения. А может, они — несчастные Дон Кихоты, не подозревающие, что российские ветряные мельницы, с которыми они сражаются, полны исторических чудовищ и ядерного оружия.

Затем, в 1998 г., выяснилось, что «истинные верующие» заблуждались, а теперь, как заметил один русский наблюдатель, «наступило коллективное прозрение»^{113}. Подобно тому, как это уже было после позорного окончания американской войны во Вьетнаме, так много учёных, политиков и прочих официальных лиц обрушилось с критикой на итоги крестового похода в Россию, что казалось, никакого «Вашингтонского согласия» не было и в помине.

Известно, что миссионерские усилия администрации Клинтона долгое время пользовались внушительной поддержкой обеих партий в Конгрессе. Так, ещё до избрания Клинтона президентом США Ельцин удостоился редкой чести — выступить с обращением к Конгрессу на его совместной сессии. Правда, позднее руководство республиканского комитета устроило слушания по вопросу «Кто потерял Россию?». Все кандидаты от республиканцев на президентский пост в 2000 г. дружно заявили, что не они. Их товарищи в Конгрессе подготовили пространный доклад, обвиняющий российскую политику демократического кандидата, хотя в своё время большинство из них поддержало её. Развязались языки и у высокопоставленных чиновников администрации Клинтона, которые заявили, выйдя из тени, что знали о провалах всё и с самого начала. Как подытожил международный обозреватель, Россия оказалась «потеряна для конструктивного сотрудничества с Вашингтоном». (Остаётся только гадать, почему раньше он «верил» в Ельцина) Сходным образом подавался материал и в других газетах и журналах, также без всяких ссылок на изменения мнения^{114}.

Примеров тому множество. Влиятельная американская газета описывала «романтизм» и «утраченные иллюзии» в отношении России, но не свои собственные. Один бывший московский корреспондент представил «миф», созданный вокруг деятельности американских «шоковых терапевтов» и российских «радикальных реформаторов», но не указал, что он сам активно поддерживал эту деятельность. Другой корреспондент, известный своими оптимистическими публикациями, с сожалением признавал, что «желаемое выдавалось за действительное». Ещё один корреспондент резко изменил свою позицию в отношении ельцинской экономической политики с положительной на отрицательную и получил Пулитцеровскую премию. Главный редактор «Wall Street Journal» обвинил кандидата в президенты от Демократической партии в том, что тот был «бездумным лидером группы поддержки» для официальной политики — роль, которую в 90-е гг. играла и сама газета. Был среди «заговоривших» и экономист из Всемирного банка, выступивший с разоблачениями политики МВФ и своей собственной организации в отношении России