Противоречия - [65]

Шрифт
Интервал

Я когда-то, когда-то, когда-то
Вырвал сердце на сцене пустой…
Ночью в поле иду я куда-то
Одинок, как луна надо мной…
Декабрь 1914 СПб

«Почему, почему в этом мире мне всё…»

Почему, почему в этом мире мне всё
Только делает больно и больно?
И всему хочет выкрикнуть сердце мое:
О довольно, довольно, довольно!
Если воздух весенний и чист, и влюблен,
И шарманка в недвижность роняет
Свой хрустальный и нищенский звон,
Почему это сердце рыдает?
Если в городе тень, как эскиз, промелькнет
В темноте и тумане случайно,
Почему это сердце мучительно жмет
Мировая, беззвучная тайна?
А любовь! А любовь! Сколько раз… сколько раз…
Как кинжал поцелуй не забытый,
Как ожог и как вопль поцелуи сейчас
И как яд поцелуй не добытый.
Но когда две руки мою грудь обоймут,
Что скажу я им, нежно-несмелым?
Сумасшедшие грезы упрямо бегут
К самым дальним ненужным пределам…
Но когда на таинственном Ганге луна
В камышах, как змея, серебрится,
Почему эта роскошь скучна и смешна
И мансарда богемы мне снится?
Почему… почему… Почему что бы я
Ни творил бы, не в силах заклясть я
Глубину и безжалостность к нам Бытия
И ничтожество всякого счастья?
Декабрь 1914

«Принцесса Ильза я! Живу я в Ильзенштейне!..»

Ich bin die Prinzessin Ilse,

Und wohne im Ilsenstein,

Komm mit nach meinem Schlosse,

Wir woolen selig sein.

H.Heine

«Принцесса Ильза я! Живу я в Ильзенштейне!»
Ты помнишь? Дом в горах, принцесса, полночь бьет…
Так нежно-нежно пел печальный Генрих Гейне,
Мыслитель-иудей и эллин-санкюлот.
Вот я, насторожись, душою слышу тени
Старинных вымыслов пред печкою зимой…
Но Ильзы… Ильзы нет в процессии видений,
Принцессы Ильзы нет в моей тиши ночной!
Спокойный маятник из самой дальней ниши
Бьет монотоннейший, старинный афоризм,
А в углях носятся то плащ летучей мыши,
То пурпурный кобольд, то свитки мудрых схизм.
И длинный-длинный ряд в суровых власяницах
От мелодичных саг проходит в быль и мрак…
И у колдуний злых есть слезы на ресницах,
И слишком, слишком толст, став королем, дурак!
И кличу я тогда взволнованно и остро:
«Ко мне, проказник гор, веселый Рюбецаль!»
И вот идет к огню бродяга Калиостро,
Торжественный, как плут, и умный, как печаль.
И кличу я опять, кривя в улыбку губы:
«Мюнхгаузен, старый враль, неси ко мне свой бред!»
И вот идет Пер Гюнт – как отрицатель, грубый,
Пустой, как вымысел, и чуткий, как поэт.
Я с Калиостро мил и мил я Пером Гюнтом,
Мы дразним маятник и дразним в сердце боль
И, поиграв в слова и насладившись бунтом,
Сливаемся в тиши, как триединый ноль.
Декабрь 1914 Висла

«Джаным, слуга Магомета…»

Джаным, слуга Магомета
Шлет тебе весть с караваном.
Вечером, перед Кораном,
Джаным, вспомни Ахмета,
Джаным!
Джаным. Я видел полсвета.
Жил по неведомым странам…
О, прикоснись к моим ранам!
Джаным, вспомни Ахмета,
Джаным…
Вечно один, с ятаганом,
Стал я суровым и странным…
Ты не узнала б поэта…
Джаным, вспомни Ахмета,
Джаным!..
Но я тобой за кальяном
Грежу, как встарь, до рассвета,
Девушка с трепетным станом…
Джаным, вспомни Ахмета,
Джаным!
Знаю, кого-то и где-то
Томишь ты знойным туманом,
Душным, изнеженным, пряным…
Джаным, вспомни Ахмета,
Джаным!
Сломан дубок ураганом,
Лилии не дано света…
Песнь моя, песнь не допета…
Джаным, вспомни Ахмета,
Джаным!
1914

«Вы помните тяжесть дыханья…»

Вы помните тяжесть дыханья,
Неловкую спутанность слов,
И сдержанность злого желанья,
И запах дразнящий духов,
И всю постепенность уступок,
И краску внезапную щек,
И шепот развязанных юбок,
И стройность открывшихся ног…
Как руки сперва отстраняют,
Как борются с диким огнем,
Безвольно потом упадают,
Молящи и страстны потом…
О, если бы смерть мне досталась
В тот миг, когда счастлив был я,
И сердце мое разорвалось
На сердце горячем ея!
1914

МОНМАРТР

Я полюбил Монмартр за то, что он свободен,
Что там кривляются все громкие слова,
За то, что там разврат ютится не у своден,
А нагло вынесен под окна буржуа.
За то, что дух греха, скользящий тайно всюду,
Там получил права, традицию и стиль,
Что там Иудою окликнули Иуду
И пыль сочла себя ничем иным, как пыль.
За то, что там мертвец смеется безнадежно
Над добродетельным несением ярма,
И за познание, что под нахальством можно
Скрывать трагедию страданья и ума.
1914

«Рассудочные, жадные объятья…»

Рассудочные, жадные объятья,
Большая примиренность говорить и жить…
Пред публикой изношены проклятья…
Ах, девочка-душа, как тяжело нам – быть!
Великое, скупое пониманье.
Мелькание уродливых каррикатур.
Вселенная нема, как изваянье,
Вселенная из контуров, из форм, фигур.
Повсюду вздор, бездарность и банальность…
Чтоб это оживить, наш мозг хитро кривит
И лживо-добрая сентиментальность
Живет в иллюзиях, юлит и лебезит.
Капризу нравится мешать случайно
С словами-жемчугом – булыжники-слова…
Но… ты придешь? ты, шелковая тайна…
Принцесса полночи иль вещая сова…
1914

«Покорность Господу в слоне сильна, как видно…»

Покорность Господу в слоне сильна, как видно,
(В зверинце я слона упорно наблюдал).
Он как профессор жил – разумно и солидно
И добрым хоботом под животом чесал.
О, слон! Ведь ты мудрец. И, как мудрец, не смеешь
Ни сторожа побить, ни выйти из тюрьмы…
За это, тяжкий слон, когда ты околеешь,
Тебя к святым слонам должны причислить мы.
1914

ЗА КАРТАМИ

Как эта дама треф кокетливо красива!
Как я любил ее в свои семнадцать лет!

Рекомендуем почитать
Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.