Противоречия - [6]

Деньги прожил… Право слово,

Деньги вздор и пустяки.

Нет, не спрячешь! Я заметил!

Дай-ка трубочку мою.

Так… Вернувшись, бабку встретил

Я покойную твою.

Как она была красива…

Как печальна, как правдива…

Ты, мой друг, ее не знала;

Годы жизни коротки

Были Анины… Хворала…

Бедность нас тогда терзала…

Впрочем, это пустяки.

А потом один. Трудился,

Только дочкой и дышал…

Я с ней плакал, с ней молился,

Книги с ней перечитал.

Молодежь к нам приходила,

Дочь студента полюбила…

Ох, была она упряма,

Всё не слушалась она.

И опять случилась драма,

Умерла в Якутске мама…

Внучка, спишь ты? Внучка, а?

«Глубокой осенью я в парке…»

Глубокой осенью я в парке,

Шуршавшем павшею листвой,

Бродил без цели. Странно-яркий

С земли я поднял лист сухой.

Смотрел я долго. Он послушно

Лежал в руке, спокоен, чист…

Прелестный, тонкий, равнодушный,

Усталый, яркий, мертвый лист.

И чуждый всем, он мне казался,

Таким понятным, и без сил

К нему припал я и ласкался,

Как к той, которую любил.

ДЕВОЧКА ШЕСТНАДЦАТИ ЛЕТ

Я с нею об очень серьезном

Подолгу любил говорить,

О жизни, о будущем грозном,

Как надо, не надо как жить.

И мне доставалося больно,

Что я-де живу низачем.

Я раз улыбнулся невольно:

«А сами живете вы чем?»

Она мне так тихо сказала:

«Я вас никуда не зову.

Живу я своим – это мало…

Своим, но хорошим живу».

Сказав это, девочка сжалась,

Поникла, замолкла, грустна…

Я понял, она извинялась,

Что не героиня она!

БРОДЯГА СВОБОДЫ

Есть у «свободы» бродяги,

Вечные бури жиды…

Полные хмурой отваги,

Длинноволосы, седы,

С юным огнем упований,

С лозунгом на языке,

В помнящем много собраний

Стертом, глухом сюртуке,

С заматерелою болью

Рыщут они по подполью.

Их не разнежит природа,

Женщина не обоймет;

Речь их – «сознанье народа»,

Вечно «народ» и «народ»…

Вечно пуки прокламаций

В пазухе прячут своей,

В черной толпе демонстраций

Слышен призыв их речей…

В мысли их – время восстанья,

Жизнь их – тюрьма и скитанья.

Только заслышит, что где-то

Глухо оружьем звенят

И нищетою запета

Песнь роковых баррикад, –

Юности друга с собою,

Старый забрав чемодан,

Едет к «последнему бою»

Бывших боев ветеран,

Строгий и чуждый сомненья,

Едет на оклики пенья.

В зареве страшных пожарищ,

Чем в совещаньях, нужней,

Он – неподкупный товарищ,

Но не из крупных людей…

Но он повсюду бывает:

Встав над толпою на стул,

Митингов он покрывает

Неумолкающий гул

И «комитетом» амвонам,

Власти грозит и законам.

В конспиративной квартире

Год он, шутя, просидит;

В Лондоне был он, в Сибири,

Знает Париж и Мадрид.

Верит в слова он «работа»,

И «справедливость», и «честь»…

Всё же несчастное что-то,

Детское что-то в нем есть,

В облике, в мыслях и в слове,

В вечном «Е pur si muove»…

Мальчиком в крепость и ссылку

Суд его приговорил.

В кудрях припрятал он пилку,

Прутья окна подпилил…

Раненым спасся удачно

Некогда он с баррикад,

Двух провокаторов мрачно

Он пристрелил, говорят…

Бывшие в мае в Коммуне

Помнят его на трибуне…

Вечно без денег бедняга,

Шутит еще над собой…

Вот он, свободы бродяга,

Вот он, бродяга, какой!

Там его лягут останки,

Где он мальчишкой стоял!

Знал Гарибальди он, Бланки,

Народовольцев он знал…

Пал ему жребий жестокий:

Он еще жив… одинокий…

Смертны друзья; кто моложе,

Тот к старику не пойдет…

Любит он песнь молодежи

Слушать, но сам не поет.

Медленно пунш свой пригубит,

Вспомнит былые года…

«За революцию» любит

Выпить бедняк иногда.

И вспоминает, согбенный,

Он о какой-то казненной…

И вспоминает пожатья

Где-то в мансардах глухих,

Где заговорщики-братья

Залпом пистолей своих

Своры жандармов встречали,

Зорко беря на прицел…

Многие там умирали,

Как еще он уцелел,

Как не подрезали годы

Веру бродяги «свободы»?

Где, одинок, умирая,

Ласки захочешь и ты,

Всё еще перебирая

Старой брошюры листы?

Кто к твоей честной седине,

Кто к твоей дряхлой щеке

Склонит главу на чужбине

Где-нибудь на чердаке?

Кто же подаст тебе воду,

Кружку воды «за свободу»?

Ты от родных затерялся,

Имя свое потерял,

Хоть и за всех ты сражался,

Кто ты был… кто тебя знал?

Твердым ты был в непогоды,

К детям был ласков всегда…

Гибнет бродяга «свободы»,

Шапку долой, господа,

Пред чудаком безответным

На чердаке неприметном…

ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА

Un peu de morale aprts un реu de poetique, cela va si bien!

Diderot. Les deux amis de Bourbonne

Со мной о прекрасной погоде

Беседовал знатный старик.

Он кровный был граф по природе,

По службе ж он ленты достиг;

Величье его и томленье

Все нервы расстроили мне.

Но знать он хотел мое мненье,

Что думаю я о весне?

«Весна, – отвечал я, – малютка

Прелестных пятнадцати лет;

Ей нравится смелость и шутка,

Но верности вовсе в ней нет.

В ней чуешь – она развернется!

Она вам, как птичка, поет,

Поплачет, потом улыбнется,

И вдруг вас водой обольет.

Сбегать она любит по горкам,

Со всеми кокетка она,

Шныряет по разным задворкам,

Боса и немножко грязна…

Дочь плебса… И ей неизменным

Останется демократизм!

Но старым, седым и почтенным

Дарит она лишь ревматизм»…

Весьма не понравилось это

Сановнику. Шамкая ртом,

Вопрос он мне задал: «а лето?»

И косо взглянул он притом.

«За лето, – сказал я, – чиновных

Я сто бюрократов отдам!

Видали вы ясных и ровных,

Ленивых, хозяйственных дам?

Противна им всякая драма,

По вкусу спокойствие, смех,

И лето такая же дама

И даже получше их всех.

Она рождена буржуазкой:

Хозяйка, и мать, и жена,

Но знойной и томною лаской