Протест настоящего мужчины - [29]

Наконец я все-таки выбрался к ней в гости на чашку чая и уже через несколько минут чувствовал себя как дома. Мэй, конечно, предложила мне подняться наверх в ее комнату, такого приглашения я никогда не получал и вспыхнул было, но вообще-то уже стал привыкать к ее причудам. Отец ее был худощавый, печальный с виду чиновник, а мать — невысокая, шумная и непосредственная, чем-то похожая на Мэй. Они обе безжалостно подначивали и поддразнивали отца, что бы он ни сказал. После каждого такого укола он лишь вбирал голову в плечи, но неожиданно заспорил со мной (я перед этим что-то рассказывал) насчет положения в стране — видимо, оно сильно его волновало. В те дни к положению в стране я относился с большим оптимизмом, поэтому, глубоко засунув руки в карманы, дал отцу Мэй вежливый, но твердый отпор. Он тут же припер меня к стенке каким-то фактом, загоготал от удовольствия и притащил две бутылки портера. Я к этому времени настолько освоился, что не стал отказываться. А поспорить на интересную тему я всегда любил.

— Господи! — воскликнула Мэй, когда я уходил. — Вот уж не думала, что ты такой болтун.

— Не часто доводится поговорить с умным человеком, — снисходительно ответил я.

— Послушал бы ты моего старика, сколько я слушаю, может, он не показался бы тебе таким умным, — возразила она, но без возмущения, и мне даже показалось, что она довольна — вот какой у нее кавалер, даже отца сумел развлечь. Да и сама она, мол, всегда была толковой девчонкой, только все не тех парней встречала.

В годы моего за ней ухаживания мы частенько ссорились в дым, но с ее отцом у меня была любовь с первого взгляда. Вскоре меня выгнали с железной дороги, и именно он устроил меня на другую работу, заставил не бросать ее. Бедняга, так ему хотелось, чтобы в доме появился еще один мужчина.

Прошло несколько месяцев, и вдруг я столкнулся на улице с Нэнси Хардинг. Я здорово смутился, потому что сразу понял: все, что я нафантазировал, пока кружил вокруг ее дома, оказывается, правда. Да, я вроде бы встретил хорошую девчонку, себе под пару, но моей первой и самой чистой любовью оставалась Нэнси.

— Слышала, тебя с Мэй Дуайер теперь водой не разольешь, — сказала она, и что-то в ее тоне показалось мне странным.

— Да, мы часто встречаемся, — не стал отрицать я.

— Быстро же она тебя подцепила. — Нэнси попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какая-то кривая.

— Не знаю, при чем тут, как ты выражаешься, «подцепила». — Я сразу же стал высокомерным. — Она пригласила меня к себе домой, я пошел, вот и все.

— Да, нам про это известно, — сказала Нэнси, и сейчас я безошибочно уловил в ее голосе злобные нотки. — Можешь не рассказывать.

— Рассказывать-то особенно нечего, — ответил я с вкрадчивой улыбкой.

— И французский с немецким она, наверное, знает, как родной? — спросила Нэнси.

Эти слова — напоминание о моем вранье — больно ужалили меня. Я знал: особым тактом ни одна из сестер не отличается, но и подумать не мог, что в семье Хардингов мои невинные выдумки стали ходячей шуткой.

— Честно говоря, — слабо произнес я, — не знаю, Нэнси, о чем ты говоришь. Мэй пригласила меня в гости, я пошел, а пригласила бы ты — пошел бы к тебе, только и всего.

— Ах, только и всего? — воскликнула Нэнси голосом базарной торговки, и, к своему удивлению, в ее глазах я увидел слезы. — Да будь у тебя дом, как у меня, ты, наверное, тоже постеснялся бы туда людей приглашать! Да еще с моими сестрами! С моим отцом! Хорошо тебе брюзжать про своего старика, достался бы тебе мой, тогда бы ты понял! Старый противный боров, слова от него не дождешься! Тебе-то легко говорить, Лэрри Дилэни! Куда как легко!

Тут она заплакала и кинулась прочь, а меня словно обухом огрели — я не мог двинуться с места. Да и побеги я следом, все равно не нашелся бы, что ей сказать. Я был потрясен, никак не мог уразуметь, что же произошло, — слишком неожиданно все получилось, слишком силен был удар по моим выдумкам и фантазиям. В тот вечер я даже не встретился с Мэй, хотя собирался, — все не мог прийти в себя.

Забрел далеко-далеко — за холмы, к речке, — все думал: что мне теперь делать? В конце концов я, разумеется, ничего делать не стал — мой скудный жизненный опыт не мог подсказать мне решения. И только спустя многие годы я понял, почему мне так нравилась Нанси: мы были родственные души, дети герцога, и я и она. Их много, этих маленьких парий, тоскующих по придуманному отчему дому, по сказочному миру, — так они и идут по жизни, лелея несбывшуюся детскую мечту.

БРАЙАН ФРИЛ

Сборщики картофеля

Плоская, безмолвная равнина была до жесткости накрахмалена ноябрьским морозцем. Выхлоп трактора сверлил своим «тра-та-та» чистый, колючий воздух, но прорвать его не мог — отрывистые, усеченные звуки доносились как бы извне. За рулем, сгорбившись, сидел фермер Келли, здоровяк с огромной бородой и поломанными ногтями, а позади, в прицепе, тряслись на ухабах сборщики картофеля — двое парней, постоянных помощников Келли, и двое мальчишек, которых он нанял только на сегодня. В шесть часов утра они были единственными представителями рода человеческого в этой части графства Тирон.