Просвещенные - [76]
Сэди:
— Глобальное потепление. Может, пора уже на всех машинах загнуть выхлопные трубы кверху, как на тракторах и внедорожниках.
Эффи:
— Да не смеши. Я не верю в глобальное потепление.
Сэди:
— Это потому, что ты работаешь на «Петрон».
Старик выкрикивает:
— Слушайте! Началось! Мы все должны быть начеку. — И давай размахивать ложкой, как будто это нож.
Эффи:
— Пап, война кончилась. Японцы проиграли.
Ракель (поворачиваясь ко мне):
— Не обращайте внимания на моего свекра. Он не совсем здоров. Служанки кормят его в кухне, но он любит прогуляться перед очередной ложкой.
Тоффи (перегибаясь ко мне, как шпион на шумном базаре):
— Мы называем его Адский Деда.
Ракель:
— Мигель, простите за вопрос, но мне очень интересно. Кто ваши родители?
Я рассказываю.
Ракель:
— Ах, я знала вашу мать по школе Успения. Она была на несколько лет старше. И об отце мы тоже слышали. Зачем только они сели на этот самолет!
Эффи (бросая на жену свирепый взгляд):
— Это была настоящая трагедия. Сейчас страна была бы совсем другой.
Я:
— Спасибо, сэр.
Ракель:
— Я по-прежнему думаю, что это ЦРУ. Сенатор Бобби Пимплисио был слишком националистически настроен.
Эффи:
— Люди называли его Боб Хоуп — Боб Надежда.[143] Я до сих пор помню его предвыборный радиоролик: «Не отказывайся от мечты, отдай свой голос мистеру Надежда».
Сэди:
— На уроке истории нам рассказывали, что двигатель мог повредить кто угодно. Правительство, корпорации, даже коммунисты.
Я:
— Версии и доказательства меня никогда особо не интересовали. Для меня самое главное, что моих родителей не стало еще до того, как я узнал их по-настоящему.
Тоффи:
— Это точно был злобный Бог.
Я (улыбаясь Тоффи):
— Тут я, пожалуй, соглашусь.
Эффи:
— А ваш дед, он как поживает? Я раньше встречал его в гольф-клубе, но давненько уже не видел.
Сэди:
— Ты вроде говорил, что у тебя здесь никого нет.
Я:
— Дедушка в порядке, сэр. По-прежнему активен.
Ракель:
— А сколько у вас в семье детей?
Я:
— Нас шестеро, мэм. Мои родители делали детей, пока не родился тот, кто им по-настоящему понравился.
Ракель:
— И какой же вы по счету?
Я:
— Пятый.
Ракель:
— Забавно! Забавно, правда, Эффи?
Эффи:
— Нам повезло: сначала родилась девочка, потом мальчик. Так что можно было остановиться.
Сэди:
— А вы знаете, что Мигель писатель. И отличный, между прочим.
Тоффи:
— Может, ты и книги его читала?
Ракель:
— О! И о чем вы пишете, Мигель? Моя дочь очень любит читать. Она унаследовала эту пытливость от меня. В детстве я читала ей…
Эффи:
— Скажите, Мигель, а чем вы зарабатываете на жизнь? Ваше увлечение спонсирует состоятельный дедушка, надо полагать?
Ракель:
— Эффи!
Сэди:
— Папа!
(Тоффи бросает прибор на тарелку.)
Адский Деда:
— Я тебя такому не учил. Помню, как ты убил щенка, когда я на тебя разозлился.
Эффи:
— Нет, Мигель, мне просто интересно. Правда. Если этого хочет моя дочь, она это получит, верно? Хотелось бы просто знать, какое ей понадобится наследст…
Сэди:
— Папа, прошу тебя.
Ракель:
— Вы должны простить моего мужа. Его искусство — делать деньги.
Я:
— И овладеть этим искусством совсем не просто, мэм. На самом деле я зарабатываю достаточно, чтобы содержать себя. Пишу в разные издания, все такое.
Эффи:
— На Филиппинах этим прожить невозможно, так ведь? Слишком мало платят. В Штатах — может быть, но здесь…
Ракель:
— Я тоже хотела стать писательницей. Но потом я забеременела, и на меня свалилось столько забот. Домашнее хозяйство, работа в Детском фонде, рождественские ярмарки, пилатес эт сетера.
Сэди:
— Мама тусовалась с поэтами и маоистами-революционерами.
Эффи:
— Да, к слову, о революционерах. Один коллега рассказывал, что слухи небезосновательны. Про Сексисексигейт. У Виты Новы и вправду есть видеозапись, порочащая президента.
Ракель:
— Типичный пример flagrante derelicto[154].
Сэди:
— Фу-у!
Тоффи:
— Там delicto.
Эффи:
— Беднягу подставила любовница, как лоха.
Сэди:
— Я слышала, что преподобный Мартин по-прежнему его поддерживает. Несмотря на весь этот трендеж насчет «морали».
Ракель:
— Ну почему филиппинские мужчины не способны на моногамию, я не понимаю. Прямо как уличные псы.
Эффи:
— Все из-за жен.
Ракель (пропустив слова мужа мимо ушей):
— В том-то и проблема с такими харизматическими лидерами, как этот преподобный Мартин. Официально Церковь их не признает, и тем не менее им все сходит с рук — чуть ли не убийства…
Сэди:
— Они приносят голоса.
Эффи:
— Я полагаю, они дают людям надежду.
Ракель:
— Сколько миллионов состоит в «Эль-Охим»? Десять? Да он кого угодно возведет на престол. Но какой бы ты ни был популист, какой из тебя христианин, если папа тебя не признает?
Адский Деда:
— Истинно говорю вам, Сатана пришел в облике Иисусовом.
Эффи (измученным голосом):
— Папа, не богохульствуй.
Сэди:
— Мам, а Мигель пишет биографию Криспина Сальвадора. Это же один из твоих любимых писателей.
Ракель:
— Ну, скорее, один из моих любимых местных писателей. Это, конечно, не Паоло Коэльо. «Алхимик» изменил мою жизнь. Но это здорово, что вы взялись за его биографию. Это просто замечательно. Наконец-то кто-то этим занялся.
Сэди:
— Мам, а ты знала, что Криспин…
Эффи:
— Моя жена когда-то была влюблена в него, Мигель. В колледже в ее ящичке в раздевалке висела его фотография.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».