Просвещенные - [6]
Житие Сальвадора полно апокрифов, поэтому достоверность нижеследующего тоже может вызывать сомнения. И тем не менее, вырезав последнюю разгромную рецензию на «Автоплагиатора» и вклеив ее в специальный альбом, Сальвадор пошел на берег Гудзона и сжег этот альбом вместе с дневниками в уличном контейнере для мусора. Дело было летом, на рассвете. Проходившие мимо двое полицейских задержали его, когда он мочился на костер. «Я просто хотел его затушить», — оправдывался он. Сальвадора отвезли в участок и оштрафовали за мелкое хулиганство в пьяном виде и мочеиспускание в публичном месте. История как-то просочилась в манильские газеты, вызвав привычные усмешки у тех, кто его еще помнил.
Однако именно через это пламя, говорил мне Сальвадор, он вспомнил, каково это — опьянеть от собственного гнева и найти утешение в разрушении. На следующее утро он принялся за работу с пугающей энергией. Из запертого отделения стола он вынул три ящика черного картона с неоконченной рукописью «Пылающих мостов».
В конце первой недели февраля Сальвадор впервые за долгие годы прибыл в Манилу на вручение присужденной ему премии за вклад в национальную литературу имени Диндона Чжанко-старшего, или, как ее часто называют, премии ВНАЛИДЧС. По прилете Сальвадор отобедал в ресторане «Аристократ», после чего отправился в комнату отдыха, чтобы переодеться. Оправив ворот официального баронга[40], он отрепетировал речь перед зеркалом. За окном шел сильный дождь, поэтому он вызвал такси. На церемонию в Филиппинский культурный центр пришла старая гвардия, в основном члены и служащие ФОЛИ — Филиппинского общества литературы и искусств. Они благодушно ухмылялись, откинувшись на спинку пластиковых стульев, спокойные и удовлетворенные, как на давно ожидаемых похоронах. (Так сложилось, что премия ВНАЛИДЧС вручается писателям на самом закате карьеры.) Сальвадор резво поднялся на сцену, обменялся рукопожатиями, сфотографировался с заместителем вице-президента ФОЛИ Фурио Альмондо и подошел к кафедре. Он с восхищением посмотрел на врученную ему золотую медаль — кружок из чистого серебра филигранной чеканки. Налил стакан воды. Выпил. И наконец заговорил.
— Литература, — начал он, — есть этический рывок. Это моральный выбор. Рискованное упражнение в непрерывных фиаско. В литературе должно чувствоваться недовольство, ведь и в реальности его предостаточно. Давайте говорить начистоту, ведь все мы здесь делаем одно дело. Вы недовольны мной, вы считаете, что я потерпел фиаско. Но ведь мой провал случился лишь потому, что я расширил свои границы до пределов, о которых никто из вас даже не помышлял.
Внезапно послышалось шиканье, затем неодобрительный гул достиг дикого крещендо, как при распятии.
— Я принимаю эту награду, — кричал Сальвадор, чтоб его услышали, — авансом за будущие достижения! В следующем году я опубликую свою долгожданную книгу! И тогда вы узрите правду о наших общих грехах.
Гул неодобрения сменился смехом.
— Историю делают мученики, которые не боятся говорить прав…
Микрофон отключили.
Писатель прошел через зал и покинул здание ФКЦ. Выйдя из поля зрения, он стремглав побежал под проливным дождем. Тем же вечером он успел на обратный рейс — прямо перед началом не по сезону мощного тайфуна, залившего просторы города, он улетел через Нариту, Детройт и Ньюарк. Я видел его утром, сразу по прилете, накануне Валентинова дня, когда прибежал к нему под предлогом доставки студенческих эссе, сданных за время его отсутствия. Он сидел в кабинете, весь в грязи, но сиял от счастья и не отрываясь колотил по клавишам. Треск стоял такой, будто кто-то палит из автомата. Он даже не удосужился сменить свой загубленный баронг. Перед ним лежал вчерашний выпуск The Philippine Sun, раскрытый на странице объявлений о рождении и смерти. И хотя на сайте уже вывесили опровержение, где причиной была названа ошибка стажера, случайно вставившего некролог Криспина из заранее заготовленной подборки, в порывах западного ветра почти улавливалось довольное хихиканье недоброжелателей. Не имея представления, как он это воспринял, я спросил у Криспина, как он долетел. И тут все, что было у него на душе, вдруг прорвалось. «Смерть в Маниле, — сказал он. — Мне, похоже, нечего больше терять».
Это была наша предпоследняя встреча.
Затем забвение — слишком скорое для человека, чьим злейшим врагом было именно забвение.
Если наш самый сокровенный страх — кануть в Лету, то неумолимость, с которой время стирает память о нас, сильнее всяких мутных вод. Эта книга берет на себя тяжкое бремя — проследить утраченную жизнь и исследовать всевозможные соблазны, которые несет в себе смерть. Вашему вниманию предлагаются разрозненные факты; собранные вместе, они напоминают разбитое зеркало, в поверхность которого я вдавливаю последний недостающий осколок.
Мигель Сихуко, по дороге в Манилу, 1 декабря 2002 г.
1
В спальне: потрепанный деревянный сундук с порванной подкладкой, ключ от которого в итоге нашелся в запертом ящике стола. Внутри: недавний дневник (оранжевая замшевая обложка, лощенный вручную обрез цвета карамели [внутри: переводы, шарады, анекдоты, стихи, записи, прочее]). Первые издания («Автоплагиатор», «Красная земля», «Избранное», «Просвещенный» и тому подобное). Полуразвалившийся чемодан (белая бакелитовая ручка; наклейки давно закрывшихся отелей [замок вскрыт кухонным ножом: запах карандашной стружки и типографского клея, пачка фотографий {с замусоленными краями}, детский дневник его сестры, схваченный осыпающейся резинкой, пухлые конверты манильской бумаги {расшифровки, газетные вырезки, наброски историй с пометками красным, официальные документы <просроченный паспорт, свидетельство о рождении, справки о прививках и тому подобное>}, матерчатая папка {угольные, карандашные, чернильные наброски <лошади, фасады, портреты, посуда>}, набор видавших виды матрешек {самая маленькая отсутствует} и прочие разности {перьевая ручка «Паркер», доставшиеся по наследству медали Второй мировой войны и тому подобное}]).
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».