Просвещенные - [15]
— Может, скажешь, зачем ты нас обманывал? — Он снова вздохнул. — Я знаю, все из-за этой девицы. — Вздох. — Губишь свою жизнь. — Вздох. — Я послал тебя учиться в Лигу плюща[54]. — Вздох. — Что ты там делаешь, в этом журнале? Ты же окончил Колумбийский университет! Да тебя должны были главредом назначить! Хочешь, пойдем вместе и поговорим с ними? — Вздох, вздох, вздох.
— У меня хорошая должность.
— Правда? Я смотрел в выходных данных. Ты редактор? Посмотрим. Бриджит Хагс, управляющий редактор. Это ты Бриджит Хагс? Бен Райдер Хоу, старший редактор. Тоже не ты?
— Дуля, я помощник в редакции, и если буду очень стараться, то когда-нибудь стану редактором.
— Хм… Что ж, продолжим. Оливер Броуди, старший редактор. Ты, случайно, не Оливер Броуди? Джордж Плимптон, редактор. Это ты — Джордж Плимптон? Где ж твое имя, малыш Мигелито?
— Я не так давно работаю, — слабым голосом произнес я, — меня еще не внесли в поминальник.
— Ну вот, опять ты врешь. Всегда одно и то же.
— Это правда.
— Скорее, твоя версия. Признайся, ты вахтер?
Я взглянул на Булю. Она тихо сидела в углу и разглядывала свои пальцы.
Я пытался поймать ее взгляд, но до сих пор не понимаю, чего ради. Почувствовав боль в руках, я понял, что крепко сжал кулаки и чуть не проткнул ладони ногтями.
Когда я заговорил, меня уже ощутимо потряхивало.
— Дуля, — сказал я, — ты не понимаешь.
Это прозвучало так по-детски, что пришлось подбавить металла в голос.
— Это все из-за рассказа, так ведь? Не надо было вам показывать этот журнал. Всегда одно и то же. Ну почему ты решил, что образ отца — это непременно ты?
— А почему ты не можешь писать нормальные рассказы? Чтобы твоей бабушке не стыдно было бы показать друзьям?
— Буля, так вот в чем дело?
— А почему бы тебе не писать о чем-нибудь приятном? — сказала бабушка неожиданно сердитым голосом. — Разве после твоих рассказов кто-нибудь захочет к нам приезжать? — Голос ее слегка смягчился.
— Писатель поднимает сложные, до того не обсуждавшиеся вопросы, это его работа.
Дед хлопнул по столу контейнером:
— Не надо навязывать бабушке свои представления о литературе! Она права. Ты все время норовишь шокировать читателя. В твоих рассказах сплошные ужасы. Все это не по-христиански. И не очень патриотично. Кроме того, ты говоришь о том, чего не знаешь.
— Если тебе приходится что-то скрывать, значит не надо было этого делать, так ведь, Дуля? Если бы ты был последовательным…
— Не смей со мной так разговаривать! Видали?! Что тебе известно об ответственности? Мы позволили тебе поиграть в дочки-матери с этой девушкой в университете. И что? Мы, конечно же, помогли тебе. Мы всегда тебе помогаем. Потому что любим тебя. И чем ты нам за это платишь?
— Любовь зиждется не на благодарности. А уважение не на чувстве долга. Я тебе не избиратель.
— Какая мелодрама! Слышал бы ты себя. И где ты вычитал такую галиматью? Мы всегда знали, что ты самый эгоист. Из всех шестерых.
— Никто из нас не смел тебе и слова поперек сказать. А я решился. Наконец. Единственный из всех шестерых. Я говорю тебе, кто я есть на самом деле.
Кажется, он хотел что-то сказать, но передумал. Отлично. Я продолжил:
— Тебе не нравится, что я стал независимым и ты больше не можешь меня контролировать. Что я не пошел в политику, как ты и отец…
— Это все твои измышления, — тихо сказал дед. — Я заплатил за твое литературное образование.
— Ты говорил мне: «Когда наиграешься в Хемингуэя, ты же вернешься домой и займешься наконец политикой?» Ты только об этом и говорил. Посмотри, к чему это тебя привело.
— Точно! Полюбуйся, до чего это меня довело!
Я притормозил. Мне хотелось задеть его, но не за эту струну. Жизнь — это все, что есть у каждого из нас. А когда она уже на исходе, прибавки ждать неоткуда. И поэтому я сказал:
— Посмотри, до чего это довело отца. До геройской смерти. И не надо думать, что я не знаю, что там на самом деле произошло.
— Я просто хочу, чтобы ты добился большего, чем я, чем твой отец.
— Мы любим тебя, — вставила Буля.
— Если бы я стал политиком, меня либо вынудили бы пойти на все эти сомнительные компромиссы, либо просто пристрелили бы за излишний идеализм. Неужели не ясно?
— Главное, чтоб твое слово было последним, — Дуля уже даже не смотрел на меня, — просто необходимо.
Я думал, что ответить, но понял, что это и будет последним словом. Мы томились в тишине тупика, в котором никто из нас не думал оказаться.
— Думаю, теперь тебе лучше уйти, — приглушенно сказала бабушка.
Я не верил своим ушам. Я взглянул на деда, понимая, что смотрю на него в последний раз. Он постарел, подумал я и вышел в коридор. Буля вышла за мной и, вынув из кармана свернутую пачку стодолларовых купюр, попыталась вложить их в мою руку. Я крепко сжал кулаки:
— Нет, Буля. Я больше не хочу брать у него деньги.
— Прошу тебя! — Она почти плакала. — Возьми. Это мои. Пожалуйста! Ради меня!
Она засунула пачку в карман моих джинсов. Я не сопротивлялся. Мы обнялись.
— Почему ты не хочешь вернуться с нами домой? Брось ты ее, ты же ничего ей не должен.
— И что я буду делать в Маниле?
— Не знаю, — сказала Буля слабым голосом. — Займешься политикой? — продолжила она еще тише. — Я помогу тебе. Я многое могу взять на себя.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».