Просвещенные - [114]

* * *

Самолет начал снижение. Он почувствовал это в животе. Думал он также и о том, как мы почти никогда не замечаем полустанков на жизненном пути, каждодневных перемен, происходящих между вехами, кризисами, прозрениями и смертями. Мигом пролетела — вот что говорим мы о своей юности, любви, свадьбе, детстве наших отпрысков, о самой жизни.

Он где-то читал о тайне сохранения самосознания, личности, воспоминаний, притом что клеточный состав тела и всех его частей полностью обновляется каждые семь лет. Неужели ностальгия — удивление и горечь, переживаемые все сильнее по мере отдаления, — лишь интуитивная скорбь по тому слинявшему себе, которую мы испытываем каждым атомом и с такой силой, что способны ее только прочувствовать, но не осмыслить? Все, что сделал, или не сделал, или представлял, или боялся сделать со своим ребенком отец, — все это навеки в прошлом, и память лишь обостряет утрату. Подсчитанный на пальцах возраст дочери всякий раз подвергался сомнению, и приходилось начинать сначала. Поиски в интернете. Расспросы общих знакомых: «Как она? Как она теперь выглядит?» Тот случай в школе, когда мать оттащила ее и, оглянувшись, девочка бросила на него смущенный взгляд. Письма, которые он собирался написать и не написал или написал, но так и не отправил. Туманные намеки, вписанные в книгу с надеждой, что она прочтет ее когда-нибудь, когда вырастет.

Вот если б мы могли вернуться и исправить все, что было сделано не так, а правильные поступки сделать еще лучше. Но это невозможно. И не оттого, что время не может идти в обратную сторону, просто мы сами были бы совсем другими. А так нечестно. Тебе дали шанс. А теперь ты уже сошел со сцены. Аплодисменты смолкли. Фанфары молчат и упакованы уже в футляры, которые потихоньку покрываются пылью.

* * *

Или такой.

Заголовок газетной передовицы: «SMS-революция — что произошло после Эдсы-5!» На фотографии Вита Нова при полном параде дает пресс-конференцию, рядом улыбается сенатор Нуредин Бансаморо. По запросу сената она представила наконец улику — расшифровку посткоитального разговора со скандально известной записи, каковая расшифровка доказывает, что президент Фернандо В. Эстреган стоял не только за взрывами, но и за массовыми беспорядками под предводительством Вигберто Лакандулы (якобы убитого, по заверению военных, хотя тела так никто и не видел). «Очевидно, что президент задумал дестабилизировать ситуацию в стране, — цитируют Бансаморо, — с тем чтобы, объявив военное положение, отменить грядущие выборы». Процедура импичмента уже запущена. Следующая статья рассказывает о преподобном Мартине. Из камеры в Кэмп-Крейме он вышел в эфир с молебном, в котором призвал своих соратников оказать поддержку Бансаморо «в тяжелый для родины час». В боковой колонке сообщается, что Католическая церковь по-прежнему поддерживает Эстрегана, несмотря на доказательства его вины, поскольку «моральный облик Виты Новы вызывает подозрения в связи с развратными фильмами с ее участием и недавней телевизионной рекламой контрацептических средств».

* * *

Самолет приземлился в холодное, хрупкое и совершенно синее утро. Зеленые холмы высокими волнами катились прочь от тянущейся вдоль побережья палевой полосы. Прозрачное Южно-Китайское море простиралось на запад, на глиссандо переходя в глубокий синий. Проковыляв по трапу, он ступил на летное поле. Другие пассажиры уже обнимали родственников или писали эсэмэски. Он поежился и обхватил себя за плечи. За оградой взлетно-посадочной полосы пролегала пыльная дорога, за ней стояли сельпо и столовка. Ни за стойкой, ни за прилавком никого. Все это в сочетании с приставучими мухами и парой псов, трусящих по улице в поисках объедков, похоже было на заброшенный город из старого кино. Пассажиры испарились. Мобильный не подавал никаких признаков жизни. Солнце над головой истребило все тени. Дорога шла в обоих направлениях. Небо слегка отдавало рыбой. Откуда-то доносились звуки моря.

В дверном проеме появилась тень.

— Куда тебе? — спросила маленькая женщина с собачьей мордочкой и так пристально уставилась на него, что казалось, радужная оболочка у нее подрагивает и вообще она откуда-то из прошлого, может, из сна или нет. — Куда тебе?

Он сказал.

— Отвезу, — сказала она и растворилась в тени.

Он стал ждать.

В пассажирском отсеке ее трехколесного драндулета он бросил рюкзак на пол, ноги положил на рюкзак и высунул голову в окно, как собака в машине. Ветер был прохладный, освежающий. Он закрыл глаза. Гудел мотоциклетный мотор. Шоферица насвистывала неуловимо знакомую мелодию. Пахло двухтактным двигателем и водорослями. Он стал клевать носом.

* * *

Или так, наверное, будет правильнее:

Черные буквы готовы лечь на вылезающий белый лист; пальцы останавливаются передохнуть в мягких углублениях клавиш старого ундервуда, графины с шерри и водой колокольцами звенят при каждом ударе молоточка. Я размениваю память на прозу. На улице под окном открывается дверь, из нее один за другим вываливаются голоса; мясо жарится на гриле, ножи и вилки шкрябают по тарелкам; двух тактов музыки из автомата достаточно, чтоб я узнал мелодию; мужской голос поет: «Я готов умереть за тебя, девочка, а они только и знают, что твердить — он тебе не пара». Дверь закрывается. Тишина. Лишь холодное дыхание города на моем лице. Я размениваю прозу на память.