Пространства, времена, симметрии - [19]
В феврале 1936 г. я былм на концерте в здании Московского университете. Концерт проходил в большой аудитории на 2-м этаже. В перерыве я поднялся 3-й этаж, чтобы посмотреть, как выглядит Механико- математический факультет. В коридоре Мехмата я увидел доску с объявлениями и среди них такое:"25 февраля доцент Г.М. Шапиро в такой- то аудитории в 6.00 начнет чтение курса Тензорного анализа".
Конечно, 25 февраля я был в этой аудитории. В 6 часов занятий в МЭИ уже не было. В аудитории было несколько студентов IV курса, из которых я запомнил Владимира Гуля, впоследствии автора книги о геометрии Лобачевского, и Абрама Зельманова, впоследствии известного астронома, специалиста по космологии, основанной на общей теории относительности.
Генрих Михайлович Шапиро был учеником В.Ф. Кагана. Он работал доцентом на Мехмате и профессором в одном из педагогических институтов Москвы, где читал курс высшей алгебры. В его учебнике по этому курсу я прочел чрезвычайно удивившие меня сведения о том, что Омар Хайям, до сих пор известный мне только как поэт, был автором трактата о кубических уравнениях. Я регулярно слушал лекции Генрих
Михайловича и в основном понимал их. В июне мы сдали экзамен, студентам университета отметки поставили в зачетные книжки, а мне Генрих Михайлович выдал справку, что "студент 1-го курса МЭИ Б.А. Розенфельд сдал курс тензорного анализа с оценкой отлично". В 1941 г. Шапиро воевал западнее Москвы, был демобилизован по состоянию здоровья. Уехал в Куйбышев (Самару), где была его семья, преподавал там. Он умер в 1942 г. в возрасте 39 лет.
Решающий шаг
Опыт с курсом тензорного анализа мне понравился и я решил, что таким же образом смогу сдать все курсы Мехмата. Но на Мехмате во вторую смену, когда я был свободен от занятий в МЭИ, учились только студенты э3-го, 4-го и 5-го курсов. Я спросил у Шпильрейна, какие книги мне следует изучить, чтобы понимать лекции на 3-м курсе. Он посоветовал мне изучить дифференциальное и интегральное исчисления по Э. Гурса в объеме трех полутомов "Курса анализа" и аналитическую геометрию в объеме двух томов Дж. Сальмона. Эти книги имелись в русских переводах. По- видимому, по оригиналу Гурса и по французскому переводу Сальмона сам Шпильрейн учился в Сорбонне. Впоследствии в университете мне сказали, что математический анализ следовало учить не по Гурса, а по Валле- Пуссену. В книгах Сальмона совсем не было векторов, роль которых играл почти забытый ныне метод сокращенных обозначений, но более новых учебников тогда не было.
Июль 1936 г, я провел в летнем лагере МЭИ, описанном в моем фельетоне в "Энергетике", а в августе я прилежно изучал в библиотеке им. Ленина книги, рекомендованные Шпильрейном. Там я познакомился с Додиком Шклярским, который в 1936 г. поступил на Мехмат, а впоследствии был известным организатором школьных математических кружков. Додик погиб на войне. После войны первой книгой серии "Библиотека математического кружка" был сборник задач, составленный Д. Шклярским, Н. Ченцовым и И. Ягломом.
Перед решительным шагом начала систематических занятий на Мехмате я решил "сфотографироваться" - написал свой "Автопортрет" - цикл из 6 небольших стихотворений.
Волосы
От судьбы получил я пеньковую петлю
На голову мою беспутную,
Но она не прошла через голову отпетую
И так и осталась спутанной.
И вот она - почерневший фитиль керосинки
Поверх ее лица пылающего и угреватенького.
И вот она - завитые проволочные волосинки
Прибора электронагревательного.
И ею греемый кипит мой мозг,
Сплавляет все мысли в целеустремленное, единое.
Не боишься обжечь коленок мост,
Можешь найти и золу сединок.
И только, когда устанет ладонь,
Кудряшки мои бравши,
Удивишься: ведь я совсем молодой,
По сути дела, барашек.
Очки
От судьбы получил я терновый венец,
Глубоко нахлобученный на уши.
И блестят в опьяняющем красном вине
Его когти, виски мне сжимающие.
Жестокие иглы глазам грозят,
Вонзаются в нервы, упорны.
И ясно-ясно видят глаза,
Шипами теми пришпорены.
И всех оттолкнул тех игл синий блеск,
Как реквием, сыгранный соло.
Лишь стал кто ближе и в душу влез,
Узнал: человек я веселый.
Губы
От судьбы получил я удар по лицу
За избыток любовного зуда,
И круглые губы хрупко несут
Отсутствие главного зуба.
Левая щека неподвижно мне вправлена,
И губы направо улыбку обращают:
Как будто: пожалуйте за левой и правую,
Как будто: я вас прощаю.
Светится фиолетовый штемпель отверженного.
Различимы следы, пальцами впечатанные.
С такими губами, судьба моя отвешена,
Мне никогда не целоваться с девчатами.
Кода же я все таки поцелую тебя,
Подавивши улыбки змея,
Ты скажешь, терпкое счастье терпя,
Что целовать я умею.
Скулы
От судьбы получил я два граненных алмаза,
Каждый из них - с кулак,
И в поте, лицо что забрызгал - замазал,
Любая - алмаз - скула.
Люблю я сжимать челюстей угол,
Так, что зубам хоть дробиться.
Если покрепче сдавить уголь,
Можно алмаза добиться.
Вся жизнь для меня - для зубов гранит,
Я слова не знаю "долго".
И так мои скулы смогла отгранить
Лишь мертвая хватка бульдога.
Как алмазом упорством своим я блистаю,
И потом на скулах горд.
Одна ты лишь знаешь, моя дорогая,
Что я не со всеми тверд
Рецензия на издание двух томов воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам стала преимущественно исследованием ее личности, литературного дара и места в русской литературе XX века.«Надежда Яковлевна для меня — Надежда Яковлевна: во-первых, «нищенка-подруга» поэта, разделившая его жизнь со всей славой и бедой; во-вторых, автор книг, в исключительном значении которых для нашей ориентации в историческом времени я убежден…».
«Люди могут сделать человека счастливым даже в беде… Люди могут все» — таково кредо московской писательницы Ирины Триус. В автобиографической повести «Дорога длиною в жизнь» автор делится воспоминаниями о встречах с интересными людьми, высказывает свои взгляды на жизнь, на предназначение человека, преодоление трудностей.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.