Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан - [7]
В публичном пространстве Москвы
События описываемого периода имели очень существенное пространственное измерение. Они не просто происходили в Москве – они разворачивались в топографических обстоятельствах, которые заданы планировкой Москвы, но также ее социальной историей, социальной экологией.
Обратим внимание, что движение протестантов не было никак связано с местожительством участников. Кто в каком районе Москвы живет, не было важно. Не было важно и то, кто где работает или учится и какие вообще есть в городе производства, учреждения и вузы, где они расположены. Иными словами, селитебная и производственно-экономическая структура города не были актуализированы в ходе митингов. То есть они не были ни известным из истории других стран восстанием бедных кварталов против богатых, ни возмущением окраин против центра, рабочих районов – против буржуазных. Не были эти митинги, наконец, и студенческим бунтом против истеблишмента. Но если брать отечественную историю, то было, наверное, известное сходство с печальной памяти демонстрациями 9 января 1905 года в Петербурге, с событиями в Новочеркасске – и были, конечно, опасения, что власть вновь не найдет иного ответа, кроме кровавого. Обилие людей в форме, кружение вертолетов над головой провоцировали именно такие ассоциации. Но если говорить о событиях в Москве, то ни баррикады 1905-го на Пресне, ни баррикады вокруг Белого дома в 1991-м или вокруг Моссовета в 1993-м не были прототипом для описываемых событий с точки зрения пространственной структуры. В какой-то мере пространственным прецедентом для них были массовые демонстрации в поддержку Ельцина – недаром именно их вспоминали ветераны демократического движения, подсчитывая, насколько нынешние митинги малочисленнее. Цель тех демонстраций была та же – показать волю народа Кремлю.
На триумфальной демонстрации в 1993 году несли гигантскую ленту-триколор. Она придавала структуру шествию. Это оказалось таким сильным воспоминанием, что и теперь основные отряды нынешнего массового движения точно так же вышли с лентами – одни с белой, другие с желто-черной.
Говоря о прецедентах, нельзя, конечно, не вспомнить и регулярные массовые «демонстрации трудящихся» в Москве 7 ноября и 1 мая. Сегодня, благодаря нараставшей от митинга к митингу активности левых с их пристрастием к красным флагам, благодаря попыткам организовать движение колоннами и стремлением самих колонн обозначать себя транспарантами («МГУ», «МВТУ», «Долгопрудный» и т. п.), митинги протеста внешне все больше напоминали советские массовые демонстрации. Конечно, еще ближе к советским прототипам были манифестации на Поклонной. Это естественно, поскольку и способы организации (по разнарядке от предприятий, с централизованной раздачей флагов и транспарантов), и, главное, цели – продемонстрировать лояльность высшей власти – были такими же, как в советские времена.
Акции протеста и ответные акции властей работали только с двумя функциями города: с городом как публичным пространством и как местом пребывания федеральных властей. В качестве публичных мест использовались прежде всего те, которые для этого прямо предназначены, то есть бульвары. Но по старой (еще советской) традиции в публичные пешеходные зоны были на время превращены улицы и площади, по которым проходили шествия и ралли. Казалось, что на время митингов Москва превращалась в сцену, на которой действуют только две силы – общество и власть. Общество было представлено манифестантами, власть – полицией (зримо), но и незримое присутствие духа Кремля тоже отчетливо ощущалось.
Очень существенно, что московская уличная сеть исторически складывалась как радиально-кольцевая. Радиусы – это направления, по которым страна управлялась из центра, это траектории для движения от центра и к нему. Кольца – это стены, укрепления, которые можно использовать как препятствия для радиального движения. Сейчас почти все они срыты и превращены в дороги, но в свое время Москва защищалась ими от внешнего врага, а совсем недавно – и от населения собственной страны. Когда было построено последнее внешнее кольцо – оно уже сразу строилось как окружная автодорога, – оно стало границей города, и режим прописки запрещал иногородним постоянно жить в ее пределах. За пределами кольца-границы селиться до поры было можно.
К сегодняшнему дню уцелело только одно кольцевое укрепление – кремлевская стена (фрагменты китайгородской стены не в счет). Слово «кремль» и значит «крепость». Эта крепость в самом центре столицы – а значит, и державы в целом – продолжает стоять. Белый дом, хоть и пережил обстрел и штурм, остается всего лишь домом. А Кремль – это не здание, синонимы этого слова – укрепление, тын, забор. И политическая борьба в России – это борьба за Кремль. Сегодня эта метафора наполнилась конкретным политическим смыслом: политические акции, которые мы наблюдаем на улицах и площадях города, в общем, имеют в виду продвижение протестующих в направлении к центру власти по радиальным улицам города. Лозунг «Возьмем Кремль!» или «Возьмем Кремль в кольцо!» звучал на митингах. Надо понимать, что для какой-то части протестующих лозунг имел прямой смысл: захват власти и изгнание из Кремля его обитателей. Ясно, что именно такого развития событий опасаются последние.
Данное произведение создано в русле цивилизационного подхода к истории, хотя вслед за О. Шпенглером Фрэнсис Паркер Йоки считал цивилизацию поздним этапом развития любой культуры как высшей органической формы, приуроченной своим происхождением и развитием к определенному географическому ландшафту. Динамичное развитие идей Шпенглера, подкрепленное остротой политической ситуации (Вторая мировая война), по свежим следам которой была написана книга, делает ее чтение драматическим переживанием. Резко полемический характер текста, как и интерес, которого он заслуживает, отчасти объясняется тем, что его автор представлял проигравшую сторону в глобальном политическом и культурном противостоянии XX века. Независимо от того факта, что книга постулирует неизбежность дальнейшей политической конфронтации существующих культурных сообществ, а также сообществ, пребывающих, по мнению автора, вне культуры, ее политологические и мировоззренческие прозрения чрезвычайно актуальны с исторической перспективы текущего, XXI столетия. С научной точки зрения эту книгу критиковать бессмысленно.
Монография посвящена исследованию главного вопроса философской антропологии – о смысле человеческой жизни, ответ на который важен не только в теоретическом, но и в практическом отношении: как «витаминный комплекс», необходимый для полноценного существования. В работе дан исторический обзор смысложизненных концепций, охватывающий период с древневосточной и античной мысли до современной. Смысл жизни исследуется в свете философии абсурда, в аспекте цели и ценности жизни, ее индивидуального и универсального содержания.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
Первая часть книги "Становление европейской науки" посвящена истории общеевропейской культуры, причем в моментах, казалось бы, наиболее отдаленных от непосредственного феномена самой науки. По мнению автора, "все злоключения науки начались с того, что ее отделили от искусства, вытравляя из нее все личностное…". Вторая часть исследования посвящена собственно науке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.