Простая милость - [44]

Карл наклонился вбок и отворил дверцу. Заднего сидения в машине не было, поэтому нам с Джейком пришлось вдвоем уместиться на пассажирском кресле.

— Готовы? — спросил Карл.

Он рванул с места, и ветер засвистел у нас в ушах.

Мы не сразу поехали в колледж, стоявший на холме над Лютер-парком, неподалеку от больницы. Сначала Карл гонял по всему Нью-Бремену, потом вырулил за пределы города, на боковую дорогу, и уж там разогнался как следует. Ветер завыл, и Джейк завыл вместе с ним, как сумасшедший. Золотистые волосы Карла разметались, словно кукурузные мочала от урагана, и он смеялся с искренней радостью, а я понимал, что смотрю на него с противоречивыми чувствами: дивлюсь его беззаботности и в тоже время ощущаю медленно проникающую в меня неприязнь, неведомую прежде.

Когда мы вернулись в город, Карл сбавил скорость, ветер вокруг утих, и я спросил:

— Ты собираешься жениться на Ариэли?

Он взглянул на меня не сразу, и я почувствовал: замешкался он отнюдь не потому, что следил за дорогой — просто ему не хотелось смотреть мне в глаза.

— Мы не говорили о свадьбе, Фрэнки.

— Ты не хочешь на ней жениться?

— Сейчас у нас обоих другие планы.

— Университет?

— Да, университет.

— Ариэль не хочет в Джуллиард.

— Знаю. Она мне говорила.

— А почему, знаешь?

— Слушай, Фрэнки, я не хочу это с тобой обсуждать. Это наше личное дело.

— Ты любишь ее?

Он смотрел на дорогу, и я понимал: он не хочет смотреть на меня.

— Она тебя любит, — сказал я.

— Фрэнки, ты сам не знаешь, о чем говоришь.

— Она говорила мне, что любовь — штука сложная. А мне кажется, что простая. Вы любите друг друга, потом женитесь — вот и все.

— Не всегда, Фрэнки. Не всегда, — проговорил он срывающимся голосом.

Колледж был маленький, и готовили в нем главным образом лютеранских священников. Здесь был превосходный музыкальный факультет и отличный зал, в котором мы и застали мать, Ариэль и — к моему огромному удивлению — Эмиля Брандта. Репетиция только что закончилась, и певцы, среди которых были как студенты колледжа, так и простые горожане, понемногу расходились. Мать, Ариэль и Брандт стояли на сцене возле маленького рояля. Я знал, что Брандт согласился аккомпанировать во время исполнения хорала, и его участие было лучшей рекламой этому событию, но думал, что после недавнего происшествия эту идею отвергли. Оказалось, что нет.

Карл взошел на ступеньки, поздоровался со своим дядей и моей матерью, чмокнул Ариэль в щечку и спросил:

— Закончили?

— Идите, — сказала мать. — Я отвезу Эмиля домой.

Карл подал Ариэли руку и помог спуститься со сцены. Проходя мимо нас по проходу между креслами, он сказал:

— Домой возвращайтесь сами, ребята.

Мать и Эмиль Брандт остались на сцене, и у меня возникло ощущение, что она дожидается, пока ее сыновья уйдут, чтобы побыть с ним наедине. На ней были парусиновые брюки, синяя джинсовая рубашка и белая майка. Концы рубашки она завязала узлом на талии, как Джуди Гарленд в одном фильме про творческих людей.

— Фрэнк, — сказала она мелодраматическим тоном, — вам с Джейком лучше пойти домой прямо сейчас, если хотите успеть до темноты.

Джейк послушно, не говоря ни слова, развернулся и направился к выходу. Огни постепенно погасли, и зал погрузился в темноту. Я задержался на мгновение, чувствуя какую-то недоговоренность.

— Иди, Фрэнк, — сказала мать со сцены.

Я прошел следом за Джейком в вестибюль, освещенный лишь несколькими тусклыми лампочками.

— Мне надо в туалет, — заявил мой брат.

Я указал ему на дверь дальше по коридору.

— Туда, — сказал я. — Я здесь подожду.

Дверь в зал осталась открыта, а акустика там была превосходная. Моя мать и Эмиль Брандт увлеченно беседовали, стоя на сцене, и даже из вестибюля, где я дожидался Джейка, было слышно каждое слово.

— Она сочинила прекрасную вещицу, Рут, — сказал Брандт.

— Многому она научилась у тебя, Эмиль.

— У нее врожденный талант. Как у тебя.

— Она распорядится своим талантом гораздо лучше, чем я своим.

Я услышал, как на рояле одним пальцем сыграли простенькую мелодию, а потом Брандт сказал:

— Помнишь это?

— Конечно. Ты сочинил ее для меня.

— Подарок на твое шестнадцатилетие.

— А через два дня ты уехал в Нью-Йорк, даже не попрощавшись.

— Если бы тогда я знал то, что знаю сейчас, возможно, принял бы иное решение. Возможно, и с моим лицом бы ничего такого не случилось, и глаза остались бы на месте, и у меня были бы дети вроде твоих. Она так похожа на тебя, Рут. Я слышу тебя в ее голосе, я чувствую тебя в ее прикосновениях.

— Она обожает тебя, Эмиль. А я всегда буду тебя любить.

— Нет, ты любишь Натана.

— И тебя.

— Но по-другому.

— Да. Теперь по-другому.

— Он счастливый человек.

— И ты, Эмиль, тоже не обделен судьбой. Разве ты не видишь?

— Иногда на меня такой мрак накатывает, Рут. Такой мрак, что ты и представить не можешь.

— Тогда зови меня, Эмиль. Когда накатит мрак, зови меня. Я буду рядом, клянусь.

Во время их разговора я потихоньку переместился поближе к дверям и видел, что происходит на сцене. Оба они сидели на скамеечке перед роялем. Моя мать прижалась головой к левой щеке Брандта — той, что была обезображена плотными рубцами. А Брандт накрыл мамину ладонь своей.