Прошу, найди маму - [26]

– Поминальную церемонию всё-таки надо провести, да?

– С каких пор ты стала об этом думать? Ты ведь на праздники и носа дома не показывала, с чего ты вдруг вспомнила?

– Я была не права. Нельзя было так.

Он увидел, как сестра перестала теребить руки и засунула их в карманы верхней одежды. Она так всегда делала, когда брат её отчитывал. Он закатил глаза: сколько уже времени прошло, а она всё ещё не может избавиться от этой привычки.

Когда они жили вместе, им приходилось спать в одной комнате втроём, вместе со средним братом. Сестра спала у стены, он в середине, а второй брат около другой стены. Иногда во время сна Хёнчхоль в испуге просыпался от удара в лицо – оказывалось, что брат взмахнул рукой во сне и случайно ударил его. Он осторожно убирал руку брата и только погружался в сон, как на этот раз рука сестры ударяла его по груди. Эти привычки остались с тех пор, когда в деревне они спали в просторной комнате, раскидывая руки и ноги, как хотели. Один раз, получив в глаз, он закричал. Брат и сестра, услышав его вопль, проснулись.

– Эй, ты!

Не сразу поняв, в чём дело, сестра в испуге быстро засунула руки в карманы.

– Ещё раз так сделаешь – поедешь домой!

Может, тогда не надо было так говорить? Повернув голову, он посмотрел на сестру. На следующий день она действительно отправилась к матери, сказав, что ей так велел брат. Даже все свои вещи собрала. Мать привезла сестру обратно. Она заставила её встать на колени и просить у брата прощения. Сестра крепко сжала губы.

– Я же сказала, проси прощения! – повторила мать, но сестра даже не шевельнулась.

На вид сестра казалась мягкой, но, если начинала упрямиться, сломить это упрямство не удавалось никому. Кажется, это было в средней школе. Однажды Хёнчхоль заставил сестру помыть его кроссовки, хотя она говорила, что не хочет. Обычно она послушно начисто вымывала его кроссовки. Но в тот день она попыхтела, показывая, что злится, а потом пошла с новыми кроссовками к канаве и спустила их по воде. Он помнит, как в тот день бежал по течению до самого конца канавы, выискивая свои кроссовки. Сейчас, когда прошло столько времени, это стало приятным воспоминанием, которое может быть только у брата с сестрой, но тогда, с трудом достав только один кроссовок, причём уже сине-зелёный от грязи и слизи, он тоже разозлился и сразу же рассказал обо всём матери. Мать ругалась: «Где ты этой дури набралась?», но Чихон так и не признала свою вину. Наоборот, она сердилась на мать. «Я говорила, что не буду! Я же ему сказала, что не хочу! Я не собираюсь делать то, чего не хочу!»

– Проси прощения, сказала! Я же говорила, что старший брат тебе вместо родителей. Брат отругал, а ты собрала вещи и уехала? Если сейчас же не исправить эту твою дурную привычку, она останется на всю жизнь. А когда замуж выйдешь, если что-то не понравится, ты тоже соберёшь вещи и уедешь?

Чем дольше мать заставляла сестру просить прощения, тем глубже её руки опускались в карманы. В конце концов, дала слабину мать, а не сестра. Она заплакала от обиды: «Теперь даже дочь меня не хочет слушать. Ей наплевать на мать, потому что она тёмная, безграмотная». Только когда незаметно начавшиеся всхлипывания перешли в обильные слёзы, сестра заговорила: «Это не так, мама!» Чтобы успокоить рыдающую мать, сестра сказала: «Ну ладно, попрошу прощения, попрошу», – и только тогда достала руки из карманов и попросила прощения. После этого сестра во время сна держала руки в карманах. И как только брат хоть немного повышал голос, она тоже быстро засовывала руки в карманы.

Но теперь, после исчезновения матери, та самая младшая сестра поникшим голосом сразу признавала вину, как только кто-то делал ей замечание: «Я была не права», «Не надо было так делать».

– Знаешь, кто дома моет окна?

– О чём ты?

– Всегда, когда я звонила в эти дни домой, мама мыла окна.

– Окна?

– Если я спрашивала, зачем она мучается, она говорила: ведь приедут дети – разве можно, чтобы у меня были грязные окна?

Ему вдруг представились многочисленные окна в их деревенском доме. Несколько лет назад, когда перестраивали дом, в гостиной и во всех остальных комнатах вместо традиционных деревянных поставили стеклянные.

– Я ей постоянно говорила: найми человека, который это сделает вместо тебя. А она: «Да кто согласится ехать в деревню окна мыть?..»

Чихон глубоко вздохнула, протянула руку к окну такси и потёрла стекло. Как раз примерно в эти дни мать обычно и наводила чистоту.

– Когда мы были маленькими, она не окна мыла, а все створки доставала… Ты помнишь это?

– Помню.

– Точно?

– Говорю же, помню!

– Неправда!

– Почему ты думаешь, что это неправда? Я помню. Мы же ещё приклеивали туда кленовые листья. Хоть потом тётя ворчала.

– И вправду помнишь. А ты помнишь, как мы ходили собирать эти листья к тётиному дому?

– Помню.

Когда они ещё жили в старом доме, незадолго до Праздника урожая мать выбирала солнечный день и снимала все створки, что были в доме. Она протирала их, обливала водой, сушила на солнце, после чего разводила клей и наклеивала на них новую бумагу. В доме было много створок, поэтому, глядя, как мать выставляла их длинной чередой, прислонив к забору, все сразу вспоминали, что приближается праздник.