Прошу, найди маму - [28]

Аптекарь сказал так, будто мать только что отсюда ушла и они могли бы застать её, если бы пришли пораньше.

– А когда вы её видели? Она точно была похожа на фотографию?

Когда сестра, протянув листовку, показала фотографию, аптекарь сказал, что видел её дней шесть назад. Он рассказал, что живёт в этом же здании на третьем этаже и, спустившись рано утром, чтобы открыть аптеку, рядом с мусорным баком у соседней столовой увидел спящую старушку. Он сказал, что она была в синих шлёпанцах и от долгой ходьбы на стопе над большим пальцем образовалась глубокая, почти до кости, выемка от лямки. Он сказал, что нагноившаяся рана не раз нарывала и что уже ничем нельзя было помочь.

– Я же фармацевт и не мог её просто так отпустить. Я подумал, что надо сначала дезинфицировать рану. Я открыл аптеку, взял дезинфицирующее средство и вату. Когда вернулся, она уже проснулась. Я для неё незнакомый человек, но, когда обрабатывал рану, она продолжала неподвижно сидеть. С такой раной обычный человек бы кричал от боли при обработке, и я удивился, что она никак не реагировала. Воспаление было давним, и гной не переставал течь. От раны шёл запах. Не знаю, сколько раз я смазал её ногу. Закончив дезинфекцию, я наложил мазь, пластырем заклеить было невозможно, поэтому я забинтовал ногу. Я подумал, что надо найти её родственников, вернулся в аптеку, чтобы позвонить в полицию. Но когда вышел обратно на улицу, чтобы спросить номер телефона родственников, увидел, как она роется в мусорном баке в поисках еды. Я сказал, что накормлю её, и попросил выбросить то, что она нашла в мусорке, но она не послушала, поэтому мне пришлось самому забрать. Сама она выбросить не согласилась, но, когда я отобрал, никак не отреагировала. Я предложил ей зайти в аптеку, но она так и осталась неподвижно стоять, как будто не понимала речи. Она плохо слышит?

Чихон ничего не ответила, а Хёнчхоль опять сказал, что нет.

– Я спрашивал, где она живёт, просил назвать кого-то из знакомых и сказать чей-нибудь номер телефона, чтобы я мог позвонить, но она никак не реагировала, а только моргала глазами… Я понял, что её нельзя оставлять одну, зашёл в аптеку, позвонил в полицию, но, когда вышел, её уже не было. Странное дело. Пока я звонил, времени прошло совсем немного, но она уже куда-то исчезла.

– Наша мама не была в синих шлёпанцах. Она была в бежевых босоножках. Вы уверены насчёт шлёпанцев?

– Да. Она была в голубой блузке, поверх которой был жакет не то белый, не то жёлтый – он стал таким грязным, что цвет не определишь. И юбка была вроде белая, только испачкалась и стала бежевой, не знаю, в общем, она была в плиссированной юбке. А икры были так искусаны комарами, что живого места не оставалось, все было в крови.

За исключением синих шлёпанцев описание одежды совпадало с тем, что было на матери, когда она пропала.

– Здесь наша мама в ханбоке. И причёска совершенно другая… Она выглядит совершенно не так, как в тот день, когда пропала. Здесь она вся при параде. Как вы могли узнать в той нищенке маму?

Внешний вид женщины, которую описывал аптекарь, был настолько ужасающим, что, похоже, сестра надеялась, что это была другая женщина.

– Я вижу, что это она. У неё глаза такие же были. Я в детстве пас коров, поэтому часто встречал такие глаза. Как бы ни выглядел человек, глаза остаются одинаковыми, как же тут не узнать?

Сестра бессильно опустилась на стул.

– А из полиции пришли?

– Я им сразу же перезвонил, сказал, что женщина исчезла и можно не приезжать.

Увидев, как Хёнчхоль, ссутулившись, медленно приближается, ожидавшая его сестра встала с деревянной скамейки на детской площадке. Было уже поздно, и детей на площадке не было, тут и там небольшими компаниями сидели лишь вышедшие на прогулку старики. Выйдя из аптеки, они с сестрой пошли в разные стороны, договорившись встретиться через два часа на детской площадке у нового жилого комплекса. Он пошёл обыскивать окрестности в стороне, где был его дом, а сейчас стояли новостройки, а сестра – в сторону рынка Собу, где ещё осталась небольшая часть старой улицы. После рассказа о том, как та женщина, возможно, его мать, доставала из мусорного бака еду, Хёнчхоль внимательно осматривал мусорные баки у каждого здания. Он также осматривал все контейнеры для раздельного сбора мусора у жилых домов. В какой-то момент он решил прикинуть, где же стоял дом, в котором он жил. Это был второй с конца дом в самом длинном в этом районе переулке, таком длинном, что поздно ночью по дороге домой приходилось постоянно оборачиваться.

Может быть, мать приходила сюда в поисках того дома?

Когда мать приехала на новоселье в этот дом, она вышла на Сеульском вокзале с мельхиоровым чайником размером с большой котёл, полным каши из красной сои. Поскольку тогда у него ещё не было машины, встретив мать и взяв у неё чайник с кашей, он даже разозлился – зачем она такую тяжесть тащила, но мать в ответ только улыбалась. Когда они только зашли в переулок, мать начала спрашивать: «Этот дом? Нет? Вон тот?» Когда он остановился перед своим домом и показал ей: «Вот этот», – мать расплылась в улыбке. Войдя внутрь и осторожно толкнув двери ворот, она стала похожа на маленькую девочку, отправившуюся в путешествие. «Ох, даже дворик есть. Вот хурма. А это что? Так это же виноград растёт!» Войдя в дом, мать сразу налила в плошку немного каши из чайника, стала ходить по углам и понемногу её отливать. «Это чтобы ничего плохого в дом не пришло», – говорила она. Его жена, для которой этот дом тоже был первым собственным домом, открыла дверь в одну из трёх комнат и взволнованным голосом сказала: «Это будет ваша комната. Теперь, когда будете приезжать в Сеул, сможете тут уютно устроиться». Мать заглянула в комнату. «Даже моя комната есть?» – ей будто было неловко.