Прощание с мирной жизнью - [95]

И все же она осталась.

XII

В лесочке за кустами орешника, под первыми деревьями, трава была высокая и густая. Валли лежала на спине, подложив руки под голову, и глядела ввысь. Чуть покачивались сочные зеленые кроны буков, обрамляя небесную лазурь, по которой плыли два перламутровых облака: маленькое, похожее на лягушку, и продолговатое, напоминающее змею с широко раскрытой пастью.

Догонит змея лягушку? Сперва казалось, будто догонит, но потом оба облака остановились. И верхушки буков тоже уже не качались. Стало жарко и очень тихо.

Валли еще какое-то время глядела в небо, потом повернула голову. За травой ничего не было видно. Сквозь полусомкнутые веки травинки казались ей сказочно большими. Можно было представить себе, что ты в лесу гигантских папоротников. Стебелек лилового мышиного горошка превратился в лиану. Те экзотические деревья-цветы, которые Валли видела в синематографе, как будто назывались иначе. Ну, да дело не в названии! Во всяком случае, мышиный горошек был теперь похож на одно из тех тропических растений, которые Валли видела в фильме «Целебесский деспот». Демонический деспот был, впрочем, тоже с черной бородой, как Гелузич.

— Ух ты! — Валли рассмеялась и повернулась на другой бок. Солнце просвечивало сквозь листву орешника. В воздухе стоял запах жаркого летнего дня. Где-то в стороне невидимый ей Гелузич возился с лошадью. Вот он заговорил с ней. Валли охватило ревнивое нетерпение, но она сейчас же прогнала его. Взгляд ее упал на траву, недалеко от того места, где она лежала. Трава была примята, раздавленный цветок — царский скипетр — склонился до земли. А до того, как припасть к земле, желтый цветок качался над плечом Гелузича.

Думая об этом, Валли закрыла глаза. В ушах опять стоял шелест травы и грубый, бесстыдный шепот Гелузича.

Она скрестила руки под головой. Жужжание и шорох в траве — словно тиканье больших часов. Время бежит. Валли открыла глаза. В небесной синеве опять плывут оба перламутровых облачка. Змея ползет за лягушкой, но никак ее не догонит.

Валли охватило блаженное состояние. «Он настоящий медведь, — думала она, с наслаждением вспоминая, как он поднял ее на руки, а потом подбрасывал и ловил, один, два, три раза — пока у нее не закружилась голова. — Да, он сильный и неистовый, как медведь!» Валли вдруг захотелось, чтобы он снова высоко подбросил ее. Почему он не идет? Сколько еще собирается возиться со своей кобылой?

Валли села.

— Марко! — Вдруг она испугалась, сама не зная чего, на нее напал глупый беспричинный страх, ей было стыдно, но она не могла совладать с собой. — Марко! — крикнула она громче. — Медведь! Медвежонок!

Он вышел из-за орешника; без куртки, с засученными рукавами, в расстегнутой рубашке, так что видна была смуглая волосатая грудь. Черные, растрепавшиеся пряди спадали на лоб. Он размахивал бутылкой.

— Что случилось? Как ты меня назвала?

При его появлении Валли отклонилась назад. Посмотрела на него с гримаской избалованного ребенка.

— Оставил меня здесь одну! — сказала она, надув губки. — Куда ты пропал?

Гелузич опустился на траву рядом с ней.

— Надо было позаботиться о лошади, — объяснил он, — прости, но это уж у меня в крови. А потом я хотел достать вот это. — Он поднял бутылку. — Ракия! Знаешь, что такое ракия? Водка, которую гонят у меня на родине. У нас говорят: три радости есть у мужчины — красивая любовница, быстрая лошадь и добрый глоток ракии. Ты должна попробовать. Сейчас я тебе покажу, как у нас откупоривают бутылки, вот, смотри! — Гелузич сильным, резким ударом ладони по донышку бутылки выбил пробку, которая, прежде чем упасть, описала широкую дугу. — Так. Теперь попробуй. Лучше всего пить прямо из горлышка. Но только немного, а то как бы она тебя не свалила. Эта водка выглядит невинной, как девичья слеза, но она сильна, как дьявол.

Гелузич протянул Валли бутылку. Она схватила ее и швырнула о ствол дерева. Стекло разлетелось вдребезги.

Гелузич вскочил.

— Что это значит? — Глаза его налились кровью.

Валли спокойно потянулась.

— Что это значит? — повторила она раздражающе медленно, смотря ему прямо в лицо. — А то, что где я, там не должно быть ничего другого. Ни ракии. Ни лошади. Да, вот что это значит.

Гелузич на какую-то долю минуты потерял дар речи. Потом громовый смех потряс его могучее тело.

— Ничего не скажешь, желание скромное! «Где я, там не должно быть ни лошади, ни ракии». Слыхали вы что-либо подобное?! — Он ударил себя по ляжкам. — Да, скромной тебя не назовешь. — Он притянул Валли к себе. — Ты сущий дьявол!

— А ты сущий медведь! — Зеленые глаза Валли потемнели от страстного влечения, но в то же время в них зажглось — чего не заметил Гелузич — нечто новое: торжество от сознания своей силы.

XIII

Братья Каливоды не были похожи друг на друга ни внешне, ни внутренне. Никому, кто видел их в первый раз, и в голову бы не пришло, что они братья.

Младший, Антон, только что вышедший из отроческого возраста, был круглолицый, как мать, такой же светлоглазый, румяный, с такой же ямочкой на подбородке. Он был чрезвычайно живой, говорил быстро, на литературном чешском языке и охотно смеялся. Он работал подручным у электромонтера, который хотел женить его на своей дочери; но Антон был далек от мысли «уже с этих лет привязать себя к ножке супружеского ложа». При этом признании он скорчил уморительную рожу и взъерошил свою льняную кудрявую шевелюру, — вероятно, поэтому слова его прозвучали как безобидная шутка, и Адриенна рассмеялась вместе с ним.