Прощание с мирной жизнью - [92]

Гелузич указал на элегантный двухколесный экипаж, стоявший у будки для мостовых сборов. Кучер в синей ливрее и цилиндре поправлял упряжь, а редкой красоты лошадь рыжей масти, тонконогая, с лоснящейся шерстью и пышной гривой, с белоснежными подпалинами вокруг глаз нетерпеливо перебирала передними ногами.

— Вот это лошадь! — с восхищением сказала Валли. Она накинула вуаль и вместе с Гелузичем подошла к экипажу. — Красавица! Это ваша? Какие изящные белые подпалины вокруг глаз! Будто в белой атласной полумаске, вроде тех, что надевают на балы во время карнавала.

— Смотри-ка, да из вас может выйти первоклассный знаток лошадей! Драга действительно капризна, как царица карнавала, и неутомима, как девушка, которая с упоением танцует на своем первом балу. Верно, Драга? — Гелузич ласково потрепал лошадь по шее, а она закинула назад голову и закусила удила. — Очень резвая кобыла, такую редко встретишь, чистокровная ирландская. Ну, да вы сами увидите, на что способна Драга. Будьте добры, садитесь сюда, на козлы. Вам удобно?.. Ну, тогда можно ехать.

Гелузич сел рядом с Валли, взял от кучера вожжи и кнут и махнул ему рукой, тот поклонился и отошел в сторону.

Гелузич щелкнул кнутом. Драга спокойно взяла с места и пошла легкой рысью.

Их путь — целью его было небольшое поместье приятеля Гелузича, управление которым на время отсутствия его хозяина Гелузич взял на себя, — лежал через Стромовку, мимо так называемых Королевских мельниц и вдоль нижнего течения Влтавы.

Широкая, обрамленная невысокими холмами долина реки с деревнями, огородами, нивами не представляла грандиозного зрелища. Но она была овеяна особой прелестью чешского ландшафта, простого, как молоко и хлеб, меланхоличного, как старинные чешские песни барщинных крестьян, и приветливого, как улыбка нарядной деревенской девушки, собравшейся на ярмарку в день святого Непомука.

Гелузич рассказывал о путешествиях и лошадях. Время от времени он прерывал свою речь и обращал внимание Валли на колокольню необычной архитектуры, на скользящую по реке лодку, на сойку, кружившую над ними. Потом он опять наклонялся вперед и говорил лошади несколько слов на каком-то чужом языке. Разговаривая с Валли или указывая ей на какую-либо особенность пейзажа, Гелузич все равно посматривал на лошадь; у Валли сложилось впечатление, будто он так увлечен ездой, что всему остальному уделяет мало внимания.

Она наблюдала за ним краешком глаза. Гелузич тоже словно чего-то выжидал, он сидел как будто и в небрежной, но в то же время в настороженной позе: слегка ссутулясь, с напряженным выражением лица. Валли вспомнила, что Гелузич рассказывал ей, как он мальчишкой ездил с отцом, хорватом, конским барышником, закупать лошадей. Марко тогда объезжал самых горячих жеребцов, и на всех ярмарках между Любляной и Мостаром знали, как он щелкал кнутом, по-особому, троекратно.

— Можно мне взять кнут? — неожиданно спросила Валли и, увидя удивленный взгляд Гелузича, быстро прибавила: — Мне бы тоже хотелось щелкнуть троекратно кнутом, как вы мне рассказывали. Помните? Конечно, если кнут вам не нужен.

— Нет, для Драги он не нужен. — Гелузич протянул Валли кнут. Она хотела тут же пустить его в ход, но Гелузич остановил ее.

Кабриолет только что въехал на вершину холма. Оттуда дорога шла под гору по склону, с этой стороны более крутому, затем на деревянный мост без перил, перекинутый через глубокий овраг, по которому протекал ручей. Дальше дорога терялась в небольшом, но густом лиственном лесу.

— Пожалуйста, потерпите, пока мы переедем через мост, тогда уже приступайте к вашим упражнениям с кнутом, а то как бы… Ай! — Он оборвал фразу, натянул вожжи и что-то крикнул лошади.

— Что у вас за секреты с лошадью? — В голосе Валли, чувствовавшей себя неуверенно, послышались злые нотки. — Можно подумать, что вам понятен лошадиный язык. Где ему можно научиться?

— Научиться? — Гелузич улыбнулся одними глазами, на лице сохранялось все то же напряженное выражение. — Я думаю, искусству понимать лошадей научиться нельзя, оно не приобретается, с этим нужно родиться. Совершенно так же, как не приобретается искусство обращения с женщинами.

Слова Гелузича, а еще больше тон, каким они были сказаны, и его усмешка вывели Валли из себя.

— Я полагаю, вы не хотите этим сказать, что приравниваете женщин к лошадям?

— Не совсем, — возразил Гелузич. В его насмешливых словах Валли уловила пренебрежение и возмутилась, но Гелузич или не заметил этого, или не пожелал заметить. — Конечно, разница есть, — продолжал он, — но посмотрите на Драгу: она прижала уши и смотрит злобно, как ревнивая женщина, и, могу пари держать, она действительно ревнует…

Он не докончил, у него с языка сорвалось громкое хорватское ругательство: в припадке запальчивости Валли изо всех сил ударила лошадь кнутом. Драга встала на дыбы и понесла. На крутой дороге легкий экипаж кидало из стороны в сторону. Валли уцепилась за сиденье; она не отдавала себе полного отчета в том, что происходит. Она впилась глазами в Гелузича, побагровевшего от напряжения, — он со всей силы натягивал вожжи и при этом то дико орал на лошадь, то уговаривал ее ласковыми словами.