Прощание с мирной жизнью - [3]
Она исчезла в соседней комнате. Александр молчал в грустном раздумье. Да, почему надо вечно расставаться! Но разве он поступает так не по доброй воле? Разве не житейская мудрость лежит в основе его правила: порывать связь, пока еще не появились первые признаки того, что ты становишься рабом привычки?
«Убивает привычка поэзию жизни!» — мысленно продекламировал Александр. Он быстро провел кончиками пальцев по лбу и вышел в маленькую прихожую. Раньше чем снять с вешалки шляпу и шубу, он подошел к зеркалу в рост человека.
Седой, но смуглое лицо почти без морщин, светлые глаза, стройная фигура, держится прямо, ему можно было дать лет сорок с лишним — на добрый десяток меньше, чем на самом деле. Мышино-серая, прекрасно сшитая визитка тонкого сукна, кремовый пикейный жилет, галстук, завязанный широким узлом, жемчужная булавка, кончик белого шелкового платка в нагрудном кармане свидетельствовали об изысканном вкусе и о том, что Александр Рейтер охотно его демонстрирует.
Он кивнул своему отражению в зеркале. Печальные раздумья уступили место жажде новизны и духу предприимчивости. «Прощай, рыбка!»
В дверях он остановился, вынул крупный банкнот, вложил его в конверт, на котором написал: «До Нового года не вскрывать!» — и опустил свой прощальный привет в почтовый ящик.
Перейдя на другую сторону, Александр — пока подъезжал подозванный им извозчик — посмотрел на окна квартиры, навсегда им покинутой: за тюлевыми гардинами стояла «рыбка». Ему показалось, что он угадал выражение ее лица: как у девочки сластены, но с изрядной дозой чувственности. Она махнула ему рукой, в которой держала что-то белое.
Но тут подъехала пролетка. «Конечно, она уже вскрыла конверт, — подумал Александр, садясь в экипаж, — разве она утерпит до послезавтра!» Удобно откинувшись на спинку пролетки, он представил себе, в какой восторг пришла она при виде тысячного билета, как забавно вскрикнула, как заплясала от радости.
Хорошо провели они время с «рыбкой» там, наверху, в их гнездышке, и когда ездили вместе в Доломиты. И все же он и сейчас снова подумал, что в горечи прощания с возлюбленной есть своя сладость.
Своя сладость… Александр улыбнулся. Молодой, веселой улыбкой, в которой, однако, чувствовалось сознание своей вины. В молодости он слыл опасным сердцеедом и до сих пор еще отличался особым шармом, но он считал, что уже вдоволь насладился опьянением страсти, что с него уже достаточно бурь и треволнений. Остаток жизни, — а он не обольщался на свой счет и, несмотря на то, что сохранил бодрость, знал, что годов ему отпущено не так уж много, — остаток жизни он хотел дожить легко и весело. Привлекательность и веселый нрав — вот чего требовал теперь Александр от возлюбленной. Значит ли это, что он опошлился? Душевно оскудел? Он часто задавал себе этот вопрос, и все же сегодня, как и раньше, пришел к выводу: нет, опьянение страстью — это одно, а легкое приятное увлечение — другое. Их нельзя сравнивать.
Экипаж остановился. Это вывело Александра из задумчивости. Он быстро сошел с пролетки и расплатился.
Извозчика он нанял не до дома, находившегося на Малой Стране, а только до старого Карлова моста. Остаток пути он хотел пройти пешком. Александр взглянул на часы. Было около восьми. Он быстро зашагал по мосту, мимо каменных святых, затем прошел под аркой ворот между двумя приземистыми четырехугольными башнями.
Когда Александр был у дома Рейтеров — большого трехэтажного здания в стиле барокко на южной стороне площади Радецкого, на церкви св. Николая глухо прозвучал последний, восьмой удар колокола.
II
Александр вступил под сводчатые ворота, по обеим сторонам которых помещались службы, кучерская и каретный сарай. Он поднялся не по парадной, а по служебной лестнице, минуя квартиру, расположенную на первом этаже: лестница вела непосредственно в два верхних этажа, где, кроме главной конторы «Первой пражской типографии и издательства А. Рейтер и сын», находились только большая библиотека и рабочий кабинет Александра.
В помещении за матовой стеклянной перегородкой, на дверях которой было выведено черными с золотой каемкой буквами «Канцелярия дирекции», еще горел свет. Господин Майбаум, главное доверенное лицо фирмы, сидел над своими любимыми статистическими таблицами. Другой стул за двойным письменным столом, по обыкновению, пустовал: сын Александра Макс Эгон, младший совладелец фирмы, не часто жаловал канцелярию своим присутствием.
