Прощание с мирной жизнью - [160]

— До собрания-то — это так, но я еще хотел… мне еще надо домой. Мать, правда, сказала: «Ступай сперва, Роберт, к товарищам», — но ведь в конце концов она тоже товарищ, товарищ Каливодова, и товарищ неплохой, правда? — Он встал и оглядел всех с той же чуть смущенной лукавой усмешкой: — Кто-нибудь проводит меня?

— Конечно, все проводим! — решила библиотекарша. Она взяла под руку слегка упиравшуюся Адриенну. — Правда, товарищ Рейтер?

II

С тех пор как Ирена переехала в особняк на площади Радецкого, семейные трапезы приняли несколько официальный характер. Об этом позаботилась Каролина, которая таким образом хотела подчеркнуть дистанцию между собой и «дамой Александра».

Ирена, которой доставляло особое удовольствие обезоруживать фрау фон Трейенфельс своей бесконечной кротостью, старалась не нарушать церемонный тон и выходила к столу в соответствующем туалете.

Сегодня, правда, она сидела в домашнем платье за письменным столом, хотя уже пробило семь часов. Перед ней на зеленом кожаном бюваре лежало письмо, полученное с вечерней почтой. Ирена уже несколько раз перечитала письмо, и все же она опять взялась за него, хотя в письме не было ничего особенного. Джордж Ирвинг Стентон из Балтимора, в данный момент находившийся в Вене, сообщал, что на будущей неделе приезжает в Прагу и надеется воспользоваться этим случаем и нанести визит супругам Рейтер. В ожидании приятной встречи он выражал свое совершенное почтение…

Смешно искать за этими общепринятыми вежливыми фразами какой-то скрытый смысл, снова и снова убеждала себя Ирена, и, однако, ее не оставляло заманчивое ощущение игры с огнем. Почему детей привлекает таинственное и страшное? Почему воображение людей часто занято жестокими картинами смерти?

«Что было бы, если…» — думала Ирена. И, чувствуя себя на краю пропасти, не додумывала до конца мысль, от которой кружилась голова; но стоило головокружению пройти, игра начиналась снова. «Как он, собственно, выглядит?» Ирена упорно старалась вызвать в воображении внешний облик Стентона. Ей вспомнились упавшая на лоб прядь вьющихся волос, коричневая в пушку родинка справа над верхней губой (а может, слева?), характерный жест руки, небрежно повязанный галстук. Но целого образа не возникало. Картина получалась неполная, как в детской игре «Мозаика», если там не хватает отдельных кусочков. Только голос Стентона всплыл вдруг в ее памяти, голос, который нельзя было не узнать, с иностранным акцентам. «Вы, мадам, ангел. Надеюсь, это можно сказать по-немецки даме?»

Нет! Нет, нет! Ирена резким движением отодвинула стул, подошла к окну. Стекла разрисовал мороз. Сквозь них ничего не было видно. Ирена сцепила пальцы на затылке. Странное ощущение распирало ей грудь, жгло глаза: так сказать, предчувствие тоски по прошлому, которое еще только предстоит. Как если бы любовь и жизнь с Александром уже ушли — ушли и ничего после себя не оставили, только далекое, до боли прекрасное воспоминание.

Ирена вздрогнула. «Ведь я же счастлива с Александром! — в испуге упрекнула она себя. — Счастлива, после стольких лет, прожитых без ласки!» Ее охватило страстное желание увидеть Александра. Почему его так долго нет? Поскорей бы пришел, поскорее бы обнял ее! А Стентона она и видеть не хочет. Нет, нет, она не хочет его видеть!

Ирена услышала шаги Александра. Бросилась ему навстречу, крепко обняла, прижалась пылающей щекой к его лицу.

— Ирена, милая, что с тобой? Ты как в лихорадке.

Она засмеялась.

— Александр, у меня есть большое, большое желание. Обещай, что исполнишь мою просьбу. Да, милый?

— Надо же сперва знать, что это за желание.

— Нет, сначала обещай, что исполнишь. Когда я была девочкой, мне раз в году, перед рождеством, разрешалось пожелать, что только я захочу, и мать заранее обещала мне исполнить мое желание.

— Хорошо, Ирена. Обещаю.

Она поцеловала его.

— Так вот, мне хочется уехать. Всего на несколько дней, но не откладывая, уже на той неделе. Куда-нибудь за город, где деревья, сосны и березы. Я так давно не была зимою в лесу. И тебе это тоже полезно. Наденем высокие сапоги, пальто с капюшонами, перчатки с крагами и будем часами бродить по лесу. С веток падают хлопья снега, на дороге — следы. — Все еще не разжимая объятий, она потащила его к окну. — Посмотри, как мороз разрисовал окно! У нас дома, в лесу, я грела в руках медяки и прикладывала их к стеклу, чтобы оттаял глазок и стали видны деревья. Но можно нагреть и просто ртом. Вот так! — Ирена прижалась губами к покрытому инеем окну, и на белой поверхности обозначился темный кружок.

Александр любовался ею, всем ее прелестным обликом — темными волосами, пушистыми ресницами, ртом, одновременно и женственно мягким, и детски наивным, и чувствовал, что его переполняет нежность, от которой ему и хорошо и больно.

Ирена была поглощена своим занятием.

— Готово! — крикнула она, отклоняясь от окна. — Теперь видно. Посмотри, милый!

Александр посмотрел в «глазок».

— Какое искусство!

— Правда? Но раз задумали, не надо откладывать! Когда поедем? Завтра? Послезавтра?

— Какая ты быстрая, золото мое!

— Да, я хотела бы как можно скорей. Еще до воскресенья. Ты же мне обещал. Уж не хочешь ли ты отступиться от своего слова?