Прощание с мирной жизнью - [150]

— Да, господин доктор, ничего не поделаешь. Я бы тоже хотел… но если… словом, это решение организации.

Главный редактор, раньше чем говорить, обтер лоб и щеки платком, надушенным одеколоном.

— Так, так, так, решение организации. А если она завтра решит, чтобы вы все откусили себе язык, вы тоже честно выполните ее решение? А потом будете говорить о классовом сознании. Хе-хе-хе, нечего сказать, сознание!

Метранпаж переступал с ноги на ногу.

— Товарищей уволили.

— В нашей типографии?

— Нет. А потом еще тарифный договор.

Тут вмешался Майбаум:

— Ставки, которые должны были ввести по тарифному договору, у нас практически уже давно введены. Все существенное, что требует профессиональный союз, у нас есть: отпуска, страхование на случай болезни, охрана труда. Забастовка у нас чистейшее безобразие. Идиотство.

Кухарский положил руку Майбауму на плечо.

— Постойте, зачем же так. — Он повернулся к метранпажу, которому было явно не по себе, хотя лицо его выражало упорство. — Послушайте, Вагнер, вы же принадлежите к старой гвардии. Хотите сигару. Нет? Хорошо, понимаю. Я ведь не почему-либо, вы же знаете. Но что я хотел сказать, ведь вы, в известном смысле, выросли в нашей типографии. У вас должно быть чувство ответственности по отношению к газете!

Несколько наборщиков подошли ближе. Среди них был и Йозеф Прокоп. Он грыз карандаш.

— Прежде всего у нас должно быть чувство ответственности по отношению к нашим уволенным товарищам, — резко заявил он, вынув изо рта карандаш.

Кухарский громко фыркнул в платок, чтобы не так было слышно.

— Так. Гм-гм. Что же, выходит, вы помогаете им, тоже отказываясь от работы и заработка? Видно, вы совсем потеряли здравый смысл. Ведь здесь у вас есть все, что требует ваш союз!

— А почему тогда дирекция не подписывает тарифного договора?

Кухарский фыркнул опять и с вопросительным видом повернулся к Майбауму. Тот вытянул шею, словно ему мешал высокий воротник, и пояснил, мучительно стараясь ни с кем не встретиться взглядом.

— Это слишком сложный вопрос, в два счета его не разъяснишь. Мы не можем допустить, чтобы нам предписывали, кого брать на работу, а кого не брать, с кем нам вести дела, а с кем нет. Кроме того, мы связаны решениями Объединения издателей. Мы не можем изменить картелю.

Йозеф обеими руками взъерошил свои медно-рыжие волосы.

— Ага! Видите: вы не можете изменить картелю, а когда мы проявляем солидарность, так это безобразие и идиотство. Пошли, коллеги! — Он повернулся и пошел прочь. Остальные рабочие пошли за ним. Только метранпаж Вагнер еще колебался, но и он, уныло опустив руки, ушел из цеха.

Кухарский обмахивался надушенным носовым платком. Некоторое время он смотрел в упор на Майбаума, правда, ироническим, но все же и беспомощным взглядом. Майбаум молчал, тогда главный редактор прохрипел:

— Что же нам теперь делать, господин Майбаум? Вам нечего мне посоветовать?

— О том же самом я собирался спросить вас, господин доктор! — Майбаум хрустнул пальцами. — Затем я и пришел.

Кухарский выпятил грудь.

— Так, значит, затем вы и пришли. Хорошо, если вы чувствуете, что вы бессильны исправить положение, попытаюсь это сделать я. Хотя это, еще раз подчеркиваю, совершенно не входит в круг моих обязанностей. — Не обращая больше внимания на Майбаума, он поспешил к себе в кабинет.

Увидев главного редактора, секретарша взялась за перо.

Но он отрицательно покачал головой.

— Придется пока отложить окончание передовицы, голубушка Хуртиг. С типографией заминка. Рабочие и вправду бастуют. А ведь забастовка не даст никаких результатов, как я и предсказывал в этой статье, вот увидите! Да, голубушка Хуртиг, иногда я думаю: не будь я редактором, я бы охотно занялся политической деятельностью и показал бы этим господам, что такое настоящая рабочая политика, конечно, я имею в виду не демагогию, вы меня понимаете!

— Конечно, господин доктор. Это было бы божественно!

— Ну, ну, ну, уж и божественно, давайте лучше крепко, обеими ногами стоять на земле. Можно вас попросить созвать всех коллег на экстренное редакционное совещание? Порядок дня… или нет, достаточно указать, что дело неотложное. — Он засунул правую руку между средними пуговицами своего бархатного в мелких цветочках жилета и погрузился в раздумье.

Фрейлейн Хуртиг шмыгнула за дверь кабинета. Немного спустя она вернулась и доложила, что сотрудники редакции собираются в библиотеке. Ей пришлось повторить, только тогда главный редактор счел нужным очнуться от своего раздумья. Он поблагодарил, одернул жилет и направился в библиотеку, находившуюся в первом этаже бывшего монастыря.

На лестнице ему загородила дорогу группа возбужденных людей. Из отдельных выкриков Кухарский заключил, что произошел несчастный случай. Он попробовал протиснуться вперед. Сначала на него не обратили внимания. Потом его узнал упаковщик из экспедиции и толкнул в бок соседей, тогда только люди расступились и пропустили главного редактора. Кухарский увидел Гвидо Франка с искаженным от боли лицом, сидевшего на ступеньках. Двое мужчин хлопотали около; они хотели помочь ему встать, но он с легким стоном опять опустился на ступеньку.