Прощание с ангелами - [99]

Шрифт
Интервал

«Напиши, что ты по этому поводу думаешь».

Какого дьявола! Поручение Кончинского привело его в ярость. Спешить он не станет. Или вообще ничего не станет писать.

Рядом с доской объявлений — квартальный план; тема педсовета: Вопросы политехнического обучения. Учебный год в сети партпросвещения. Закон стоимости при социализме. Задолженность по профвзносам имеют… Танцы в пяти залах — День учителя. Томас мысленно добавил к этому: Заместитель директора бежал на Запад. Рядом с доской, облепленной бумажками — от руки и на машинке, — висело расписание уроков, хитроумная система Ридмана. Он был специалист по расписаниям, он мог три дня простоять перед доской, и на свет рождалось математическо-экономическое чудо, известное под названием «план Ридмана». Коллеги из других школ завидовали, что у него есть такой покоритель цифр. План Ридмана гарантировал оптимальный вариант. У каждого учителя — по окну, ничего не попишешь, это уже не субъективная недоделка, а объективная данность.

В этом расписании никто не был забыт и обойден. Весь педсостав уместился на листе размером шестьдесят на восемьдесят, выраженный в геометрических знаках, непредвзятых, как сама математика, без попытки выставить оценку.

Желтый треугольник — Хенике, голубой полукруг — Мейснер, их белые поля находят друг на друга. Обнимитесь, педагоги, без споров, и подковырок, и ехидных реплик: математика против латыни. А вот Рут, красный круг на белом прямоугольнике. Томас пожелал узнать, где она сейчас: 12Б1, 9А3. Если верить расписанию, ее еще нет в школе. Разве что сидит в техническом кабинете и наговаривает пленку — ее последнее увлечение.

Но дело Ридмана придется обсуждать не с ней, а с Арнольдом. Ридман — это по его части, а секция преподавателей иностранных языков и ее руководитель тут решительно ни при чем.

Прямоугольник, рассеченный диагональю: секретарь школьной парторганизации Арнольд, история, 10В класс, подгруппа с изучением древних языков.

Ничего плохого про Арнольда не скажешь, но он не из тех, перед кем хочется раскрыть душу, у Томаса он, во всяком случае, такого желания не вызывает. Арнольд слишком молод, опыта у него маловато, по части методики ему приходится то и дело помогать. Просто надо было сместить Виссендорфа, прежнего парторга, тот слишком шел на поводу у своих чувств, держал пламенные речи там, где пафос был попросту неуместен, а потом устраивал сердечные припадки. Словом, непомерный расход сил с очень малым к.п.д.

«Напиши, что ты по этому поводу думаешь».

Он не мог отделаться от этой мысли. Все, что он думал, так или иначе было с ней связано. И совершался постоянный отбор: вот это можно написать, а это нельзя. Попутно он обнаружил, как его тянет солгать, как ему хочется представить обстоятельства иными, чем они были на самом деле. Каждая мысль проходила предварительную цензуру: это может мне повредить, а вот это нет. А он-то думал, что давно преодолел такую слабость.

Чтобы поговорить с Арнольдом, надо было дождаться перемены. Томас заглянул в лингафонный кабинет, но Рут не нашел. Тогда он вернулся к себе и сел за стол в старое кресло, которое не позволял заменять, как не позволяли и его предшественники. Не надо свергать кресло, В нем так хорошо сидится.

Он решил сейчас же, не сходя с места, приступить к составлению объяснительной записки, но поди угадай, чего хочет Кончинский. Может, узнать, почему он, Томас, представил Ридмана к награде? Или почему он, Томас, столько месяцев просидел в одной комнате со своим заместителем, вынашивавшим план побега, и ничего не заметил? Или почему он, Томас, вечно оказывается замешанным в подобные истории? А может, ему нужны не отдельные черты, а весь Томас как личность? Где место мое, место Томаса Марулы, директора социалистической школы в первом немецком государстве рабочих и крестьян?

Ублажить Кончинского будет нетрудно. Самокритика с выводами и планами на будущее. Это произведет хорошее впечатление.

«Друзья и коллеги! Человек, которого нам не пристало называть своим коллегой, покинул нас. Словно вор, украдкой сбежал от нас, подгоняемый якобы своей совестью, которая, однако ж, не помешала ему бросить в середине учебного года два выпускных класса. Впрочем, сдав Ридмана в архив — его больше нет, он уже никогда не вернется, и мы даже не желаем ему зла, — перейдем к нашей повестке дня, то есть к самим себе…»

Ну как, Кончинский, устраивает? Правда ведь, против этого трудно возражать? Вполне четкая, вполне партийная точка зрения. Без лицемерия, я говорю от души. Терпеть не могу лицемерия.

«…Итак, обратимся к самим себе. Вопрос стоит так: что мы сделали, чтобы этому воспрепятствовать? Признаемся честно; ничего. Ни парторганизация, ни профсоюз, ни кто иной. А ведь мы должны были что-то сделать. Мы пренебрегли взаимовоспитанием. Я же как директор школы ослабил бдительность…»

Ну как, Кончинский? Небось скажешь, шаблон? Не нравится — не надо. Давай по-другому. По-честному. Несмотря на опасность… Какую такую опасность? А мою личность забыл? Итак, давай по-честному. Ради правды стоит дерзнуть. Из моей прощальной речи в Бурте: «Правда — это надежда и дерзание». Итак, ставим вопрос иначе.


Рекомендуем почитать
Меня зовут Сол

У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.


Истории из жизни петербургских гидов. Правдивые и не очень

Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.


Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.