Прощание с ангелами - [95]
Берри отлично видел, что и отец растерялся — он при этом как-то странно встряхивал головой, выставлял подбородок, опускал уголки рта, а глаза, обычно прищуренные, широко распахивались. Берри только не знал, что заставило отца растеряться — вопрос, он сам или и то и другое вместе.
«Вот уж не знал, что ты такой бунтарь-одиночка».
После чего Берри при первом же удобном случае сказал Францу:
«Ты думаешь, мы бунтари?»
Разговор с отцом дал ему своего рода теоретическое обоснование для того, чтобы ждать Франца после богослужения. Ироническая фраза отца привела его марксистские взгляды в полное согласие с дурацкой богомольностью Франца.
«Ты думаешь, мы бунтари?»
А ведь он чуть-чуть не заехал новичку — тот еще и недели у них не проучился — в физиономию, в его «чванливую харю», как потом, все еще не успокоившись, он говорил Ирес.
«Да он совсем не это имел в виду».
Когда Ирес брала Берри за руку и начинала играть его пальцами, он непременно размякал. Только в тот раз не размяк — до того возмутил его Франц своим цинизмом.
«Перестань как дура дергать меня за пальцы».
Этого говорить не следовало, конечно, не следовало. Она повернулась и ушла, просто-напросто ушла к Францу, который стоял, прислонясь к зданию школы, моргая на солнце и, вероятно, размышляя о боге и социализме. Вид у него, во всяком случае, был именно такой, глубокомысленный. Теперь только не хватало, чтобы Ирес начала играть его пальцами.
А ведь он всего-то навсего передал Францу решение руководства группы СНМ. Правда, задача была не из приятных, поскольку Франц воспринял все именно так, как и опасался Берри.
«Я займусь тобой, вроде как шеф».
Может, следовало удачнее выразиться, а не ходить вокруг да около, отчего у неискушенного новичка возникли разные подозрения.
«Я займусь тобой, вроде как шеф».
«Красный комиссар опекает буржуазные элементы».
«Вот обалдуй, думаешь, мне больше делать нечего».
— Приветствую тебя, Берри! — крикнул Франц, еще не спустившись с паперти, и поднял руку и одним прыжком одолел последние пять ступенек. Он вылетел из церкви первым. Это условие Берри себе выговорил.
«Я не хочу стоять там, когда расходятся остальные, не то еще кому-нибудь придет в голову, будто я с ними заодно».
— Взаимно, — отвечал Берри, довольный, что может наконец уйти, а сам подумал: «Слава богу», — и тут же, без всякого перехода: «Черт подери, снова имя божье, он меня заразил, не иначе».
Ему вдруг стало досадно, что он — возможно, в порыве великодушия, после того как они обсуждали «Натана мудрого», — согласился ждать Франца у церкви.
— Мало тебе ходить туда по воскресеньям?
— Тебе это, по-моему, не мешает.
— Представь себе, мешает.
Они могли бы тут же сесть в трамвай, на тройку, Люксембургплац — Старый рынок — школа имени Гердера, но времени оставалось много, хватит, чтобы дойти пешком, а они любили утром пройтись рядышком, почти не разговаривая по дороге: Берри в узких длинных брюках, которые не скрывали его манеру выбрасывать ноги чуть в стороны, скорей даже подчеркивали ее, и в короткой не по росту синей куртке, отчего он казался еще более коренастым, чем был на самом деле.
У Старого рынка Берри остановился перед витриной книжного магазина.
— Сейчас входит в моду вычислительная и измерительная техника. И какого черта меня угораздило записаться в этот дурацкий поток «А»? — При этом Берри разглядывал витрину, занятый исключительно выставленными там книгами. Но Франц знал, что Берри ждет Ирес и волнуется, поскольку та обычно проходит здесь без двадцати восемь, а сейчас ее все нет и нет.
«Вы встречаетесь?»
Берри смутился от этого вопроса, Франц первый раз видел его в такой растерянности.
«Что я особенного сказал?»
«Конечно, ничего особенного, только вопрос ты задаешь дурацкий».
Они дотянули до без малого восемь, а Ирес все не было, пришлось бежать за трамваем и садиться на ходу, иначе они опоздали бы.
Неймюллер стоял спиной к окну и, чуть наклонив голову, слушал, а Кончинский рассказывал. Секретарь по вопросам культуры и народного образования позвонил ему сегодня утром домой, и они условились встретиться в школьном отделе.
Итак, Ридман бежал.
— Будь моя власть, я бы заделал дыру, через которую крысы пробираются в Западный Берлин, — сказал Неймюллер.
— Давай лучше побеседуем о тех делах, над которыми ты имеешь власть, — отвечал Кончинский. — Во-первых, как ты расцениваешь положение в гердеровской школе, во-вторых, как ты относишься к тому, что сказал Ридман о Томасе Маруле?
Неймюллер сел напротив Кончинского. Если говорить начистоту, он Томасу не доверяет. Всякий раз, когда ему удавалось внушить себе, что его предубеждение ошибочно, непременно случалось какое-нибудь событие, от которого недоверие вспыхивало с новой силой. Томас Марула держится слишком уверенно, почти вызывающе, в школьный отдел носа не показывает, а норовит заручиться поддержкой где-то на стороне.
Неймюллер уже не раз спрашивал себя, а мог ли Томас Марула после всего, что однажды случилось, через столь непродолжительный срок снова занять ответственный пост без содействия своего брата Герберта? Протекция — нехорошее слово. И очень не хотелось бы употреблять его применительно к Герберту.
Размеренную жизнь ультраортодоксальной общины Бостона нарушил пятнадцатилетний Эзра Крамер – его выгнали из школы. Но причину знают только родители и директор: Эзра сделал фотографии девочки. И это там, где не то что фотографировать, а глядеть друг другу в глаза до свадьбы и помыслить нельзя. Экстренный план спасения семьи от позора – отправить сына в другой город, а потом в Израиль для продолжения религиозного образования. Но у Эзры есть собственный план. Симоне Сомех, писатель, журналист, продюсер, родился и вырос в Италии, а сейчас живет в Нью-Йорке.
Решили похитить богача? А технику этого дела вы знаете? Исключительно способный, но бедный Рамеш Кумар зарабатывает на жизнь, сдавая за детишек индийской элиты вступительные экзамены в университет. Не самое опасное для жизни занятие, но беда приходит откуда не ждали. Когда Рамеш случайно занимает первое место на Всеиндийских экзаменах, его инфантильный подопечный Руди просыпается знаменитым. И теперь им придется извернуться, чтобы не перейти никому дорогу и сохранить в тайне свой маленький секрет. Даже если для этого придется похитить парочку богачей. «Украсть богача» – это удивительная смесь классической криминальной комедии и романа воспитания в декорациях современного Дели и традициях безумного индийского гротеска. Одна часть Гая Ричи, одна часть Тарантино, одна часть Болливуда, щепотка истории взросления и гарам масала.
В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.
У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.
Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.