Прощание с ангелами - [93]
— У, собака, у, нацист проклятый, со мной ты не равняйся. Сколько человек ты отправил на тот свет?
Голова Карлсфельда стучала об пол.
— Тридцать? Пятьдесят? Сто?
Надо встать, думал Вестфаль, надо вмешаться. Но сил у него хватило только для этой мысли, а не для действий. Он лежал апатично, без всякого любопытства наблюдая за тем, что происходило перед его кроватью. Слышал, как задыхается один и пронзительно верещит второй.
— Ты со мной не равняйся, ты со мной не равняйся.
Удивительно, подумал Вестфаль, что у этого невзрачного насильника такое болезненно обостренное чувство чести. Совершив одно убийство, превращаешься в изгоя общества, совершив пять, ты возбуждаешь любопытство и получаешь право на публикацию мемуаров, а после ста тебе чуть ли не воздают почести. Не будь это так бесчеловечно, вполне сгодилось бы для стройной философской концепции.
Он попытался рыгнуть, чтобы освободиться от невыносимой тяжести в желудке.
«Старайтесь не заглатывать слишком много воздуха. Отрыгивайте. Лишний воздух надо выпускать не сзади, так спереди». Ничего не получилось.
Охранники с кальфактором сейчас наведут порядок. Вот они уже бегут по коридору, слышно, как стучат по каменному полу их подбитые гвоздями башмаки. Рывком распахнута дверь.
— Вы что, рехнулись тут, что ли?
Пинок, и Бахман летит вслед за Карлсфельдом. Теперь, когда в комнате зажгли свет, Вестфаль увидел лицо Бахмана, бледное, заострившееся, изо рта тянется струйка слюны. Он сойдет с ума, подумал Вестфаль, долго ему не выдержать. Это уже не человек.
И вдруг прежнее состояние улетучилось, не было больше ни апатии, ни равнодушия, ушла боль, осталось лишь жгучее желание перестраивать. Мир не смеет остаться таким, как он есть.
— Бахман только защищался. — Вестфаль с удивлением отметил, что еле ворочает языком. — Вы не можете отправить в карцер человека, у которого за плечами попытка самоубийства. Говорить ему было трудно.
— А ты все не спишь? Ну-с, Карлсфельд, что же тут произошло?
— Небольшая физическая разминка.
— Скотина.
Но никого не уволокли в карцер. Все трое остались в палате, где не было даже решеток на окнах. Если вскочить среди ночи с постели, можно спросонок подумать, будто находишься на свободе.
Вестфаль сел. Он был Словно во хмелю, окно перед ним, залитое пронзительным светом прожектора, трепетало, как желтая пелена. Чтобы встать, ему пришлось ухватиться за спинку кровати. Оторвав руки от спинки, он подошел к кровати Бахмана, Бахмана не обнаружил, но тут силы оставили его, и он упал, ударившись лбом о табуретку.
Никто не помог ему встать, даже Бахман не помог, хотя Вестфаль лежал рядом с его кроватью. Когда, подтянувшись за спинку кровати, Вестфаль подсел на жесткий тюфяк, Бахман повернулся к нему спиной.
— Уйди, — сказал он. — Оставь меня в покое.
— Если ты махнешь на себя рукой, ты погиб.
ДЕЛО РИДМАНА
Франц стоял на коленях в церкви св. Елизаветы, закрыв лицо ладонями. Этим ранним утром, в пятницу Сердца Иисусова, он надумал сходить к исповеди, хотя что-то в нем противилось такому намерению. И ему никак не удавалось обрести покаянное настроение. Раскаяние из страха или из любви — эта непременная предпосылка для отпущения грехов — «Обещаю никогда впредь не согрешать» — представлялось ему лицемерием. Чего стоит такое обещание? Ни бог, ни ты сам не можешь принять его всерьез.
Тогда зачем он вообще ходит в церковь? Здесь, где никто на это не обращает внимания, никто не приходит будить его в пятницу Сердца Иисусова — «Уже пора, мой мальчик», чмок в лоб, чмок в щеку?
«Дядя Герберт, когда у вас бывают богослужения?»
Этот вопрос он задал в один из первых же дней своего приезда. Собственно, он и сам мог бы справиться, на церкви вывешен листок. Но какой интерес смотреть самому? Пусть-ка дядя Герберт раскроется, пусть покажет, чего стоят здешние разговоры об отделении церкви от государства и о взаимной терпимости.
«Не знаю, Франц. Я не ходок в церковь».
«А ты будешь возражать, если я туда пойду?»
Как дядя Герберт ни старался, непринужденная улыбка у него не получилась.
«Конечно, нет, ты можешь делать все, что захочешь».
«А еще я собираюсь прислуживать в церкви».
Франц решил выяснить, как далеко простирается дядина терпимость.
«Я ведь уже сказал: ты можешь делать все, что захочешь».
«А вдруг у тебя будут неприятности?»
Дядя Герберт, разумеется, понял намек, но пропустил его мимо ушей.
«Я господь бог твой».
Франц пробормотал эту фразу себе в ладони, он повторял ее снова и снова. Но слова ничего не принесли, ничего не разрешили, как он надеялся. Он не смел признаться себе, что не может больше молиться, что он отдает дань внешним привычкам, дабы внутренне обрести веру. Эх, быть бы сейчас у дяди Макса. Дяде Максу он смог бы исповедаться, а не какому-то капеллану Вордману.
Вордман сидел у себя в исповедальне, поглядывал на Франца и ждал, когда Франц придет к нему.
Франц, может, и пошел бы к причастию, если бы капеллан служил литургию, а старый патер, который сейчас читает перед алтарем «Агнец божий», принимал бы исповеди, но его ждал Вордман. Они обменялись мгновенными взглядами, Франц — стоя на коленях, Вордман — отдернув занавеску исповедальни. Это означало: еще есть время, ты еще успеешь до раздачи святых даров, еще прочитан лишь первый «Агнец».
Лив Карин не может найти общий язык с дочерью-подростком Кайей. Молодой доктор Юнас не знает, стоит ли ему оставаться в профессии после смерти пациента. Сын мигранта Иван обдумывает побег из тюрьмы. Девочка Люкке находит своего отца, который вовсе не желает, чтобы его находили. Судьбы жителей городка на западном побережье Норвегии абсолютно случайно и неизбежно переплетаются в истории о том, как ссора из-за какао с булочками может привести к необратимым последствиям, и не успеешь оглянуться, как будет слишком поздно сказать «прости».
Станислав Кучер – главный редактор проекта «Сноб», общественный деятель, кинорежиссер-документалист, теле- и радиоведущий, обозреватель радиостанции «Коммерсантъ FM», член президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека. Солидный и довольно скучный послужной список, не так ли? Но: «Ищешь на свою задницу приключений – просто отправься путешествовать с Кучером» – так говорят друзья Станислава. Так что отправляемся в путь в компании хорошего и веселого рассказчика.
Размеренную жизнь ультраортодоксальной общины Бостона нарушил пятнадцатилетний Эзра Крамер – его выгнали из школы. Но причину знают только родители и директор: Эзра сделал фотографии девочки. И это там, где не то что фотографировать, а глядеть друг другу в глаза до свадьбы и помыслить нельзя. Экстренный план спасения семьи от позора – отправить сына в другой город, а потом в Израиль для продолжения религиозного образования. Но у Эзры есть собственный план. Симоне Сомех, писатель, журналист, продюсер, родился и вырос в Италии, а сейчас живет в Нью-Йорке.
Решили похитить богача? А технику этого дела вы знаете? Исключительно способный, но бедный Рамеш Кумар зарабатывает на жизнь, сдавая за детишек индийской элиты вступительные экзамены в университет. Не самое опасное для жизни занятие, но беда приходит откуда не ждали. Когда Рамеш случайно занимает первое место на Всеиндийских экзаменах, его инфантильный подопечный Руди просыпается знаменитым. И теперь им придется извернуться, чтобы не перейти никому дорогу и сохранить в тайне свой маленький секрет. Даже если для этого придется похитить парочку богачей. «Украсть богача» – это удивительная смесь классической криминальной комедии и романа воспитания в декорациях современного Дели и традициях безумного индийского гротеска. Одна часть Гая Ричи, одна часть Тарантино, одна часть Болливуда, щепотка истории взросления и гарам масала.
В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.