Прощание с ангелами - [54]

«Я предпочитаю статус-кво в той мере, в какой вы его отвергаете».

Он сделает это по дороге из суда к машине. Он подсчитал ступени с улицы в здание суда — два раза по шесть ступеней. Путь от двери до средней площадки он проделает еще в наручниках. Потом все произойдет. Окружной суд состоит из двух архитектурных комплексов подковообразной формы, не связанных между собой. В два прыжка он должен очутиться на тротуаре, ринуться в проход между обоими комплексами, обогнуть правый и смешаться с толпой, стать одним из тысяч. Главное, чтобы Кёлер со своим такси стоял перед казино на Кохштрассе. Поляк, просидевший в Штуденбахе шесть месяцев по подозрению в шпионаже, и освобожденный за недостатком улик три недели назад, доставил по верному адресу его, Вестфаля, записочку — с виду вполне безобидное письмо для дочери. Кёлер переслал ему ответ, Вестфаль даже не знал через кого. Просто однажды утром он обнаружил в своем хлебе записку…

Вот уже три недели ежедневно, за исключением субботы и воскресенья, когда тюремная машина не ходит по обычному маршруту, его ожидают три такси: перед кинотеатром рядом с Дворцом правосудия, на Кохштрассе возле суда и перед баром, во втором переулке за полицей-президиумом. Его друзья знали только, что он намерен совершить побег, не зная ни дня, ни точного места. Они будут ждать, в этом он мог не сомневаться: с понедельника по пятницу, с девяти до двенадцати, будут ждать месяц, если понадобится — два, пока его не пустят по этому маршруту. Все — вопрос выдержки.

Вестфаль прислонился к стене. Вот уже час он стоял в узком загоне, чувствовал слабость, а сесть было не на что. Ожидание сводило его члены судорогой, а он знал, что необходимо сохранить расслабленность. Попробовал делать дыхательные упражнения — ничего не вышло. И вообще ничего не выходило. Он вдруг, к ужасу своему, отметил, что теперь, когда обе его руки закованы в наручники, а не как тогда, попарно с другим заключенным, ему не высвободиться.

В комнате, куда его отвели, он видел только следователя, самого следователя за письменным столом. Здесь он вновь обрел спокойствие, еще в дверях, когда с него сняли наручники. Ему разрешили сесть, и следователь познакомил его с содержанием нового приказа об аресте.

Вестфаля умилила почти комическая серьезность, с какой следователь зачитал приказ. Было в этой ситуации что-то забавное. Молодой служитель правосудия, преданный правительству и с большим будущим, читает вслух:

— Вам уже был однажды вынесен приговор, теперь вы арестованы вторично, поскольку существуют очень веские подозрения, что вы продолжаете подрывную деятельность члена КПГ с целью ниспровержения существующего порядка.

Человеку, стоящему перед ним, в то время как сам он сидел, Вестфаль не мог бы даже отказать в известном обаянии. Сейчас он не думал о побеге.

— Вы чему улыбаетесь?

Вопрос следователя застал его врасплох, но он подумал: нельзя уходить ни с чем. И промолчал.

— Я велел привести вас ко мне, поскольку вы утверждаете, будто намерены сделать серьезное заявление.

— Серьезные замечания, господин следователь.

Их взгляды встретились.

«Не воображай, будто сможешь водить меня за нос».

«Ты, верно, думаешь, что я уже наделал в штаны. Учитесь разграничивать понятия, господин следователь».

— Хорошо, пусть замечания.

— Я протестую против моего ареста. Это нарушение конституции.

Нельзя не признать — самообладание у следователя редкостное. Вестфаль ожидал большего эффекта.

— Это все, что вы хотите мне сказать?

— Все.

Сейчас он вызовет охранника, подумал Вестфаль, схватил правой рукой левую, сжал ее, завернул большой палец внутрь ладони, испугался, когда понял, что делает, и нервно пошевелил пальцами, пытливо глядя на следователя — не заметил ли тот чего.

Глупое подозрение.

Здесь никто не знает о редкостном устройстве его руки.

Следователь вызвал звонком охранника. Вестфаль встал. Они поглядели друг на друга, и теперь в их взглядах была враждебность.

«Если ты хотел положить меня на лопатки, тебе надо было придумать что-нибудь поумнее».

«Потерпи полчаса, дружочек. Станешь моим пособником при побеге».

Его снова отвели в загон.

5

Франц чувствовал себя одураченным, четыре раза подряд загорался трефовый туз, потом дважды бубновый и опять трефовый. Это опрокидывало все расчеты, игра перестала доставлять ему удовольствие, он ушел с вокзала и отправился бродить по городу.

Франц испытывал неодолимое желание быть среди людей. Он вошел в торговый зал универсального магазина «Товары почтой», затерялся среди женщин, толпящихся на распродаже, его пихали, оттирали, а он чувствовал себя надежно укрытым в этой толчее. Неожиданно он обнаружил в себе коммерческую жилку, рылся в удешевленных товарах и мысленно распределял их на три категории — выгодно, терпимо, дорого. Эту классификацию он перенял у Ганса. Что, собственно, такое, этот Ганс? Сколько Франц себя помнит, Ганс всегда был с ними. Теперь надо решать. Можно вернуться домой в качестве блудного сына. Больше радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках.

Нет, за это синее платье-костюм просят слишком дорого. Придется ждать второго, а то и третьего снижения. Терпение сберегает деньги. Как это говорит Ганс?