Прощание с ангелами - [127]
«Зять Карла Вестфаля и друг первого секретаря Фокса, которому он спас жизнь».
«Порой мне хочется быть простым учителем».
Самое время. А чего он, собственно, волнуется? Тут-то и стать кем хочешь.
— Махнер был на секретариате, — сказал Лизевиц.
Смешно: Герберту приходится утешать Лизевица, словно это Лизевица снимают с работы.
— Не суетись, — сказал Герберт. — Просто все это свалилось на меня неожиданно. А в остальном не так уж и важно.
Но Лизевиц понял, что в последних словах Герберта Горечь пересилила искренность. Самое важное — это человек. Партия существует для людей, а не люди для партии. Что-то здесь не сработало. Почему — разъяснится впоследствии. Рано или поздно все разъясняется, вот только ребенок, пока суд да дело, успевает утонуть в колодце.
— Ты как хочешь, а я с ним поговорю, — сказал Лизевиц.
Герберт не ответил. Он собирался войти в подъезжающую кабину патерностера, замешкался и опоздал. Ему вдруг страшно показалось сделать нужный шаг, покинуть твердую почву, на которой он стоял. Он решил впервые спуститься с пятого этажа пешком, но заметил, что Лизевиц на него поглядывает, и устыдился собственной слабости. Не дожидаясь даже, пока очередная кабина поравняется с площадкой пятого этажа, он высоко занес ногу, пошел, судорожно ухватившись за поручень, и прислонился к стене патерностера, который медленно повез его вниз.
Томас торжествовал. Неймюллер сидел перед ним, явился к нему прямиком из Берлина по личному распоряжению министра. Итак, ни у кого уже не осталось сомнений, что идея создать четвертый, комбинированный поток принадлежит Томасу. А теперь Томаса Марулу, ранее директора, затем разнорабочего, ныне опять директора, вводят в состав центральной комиссии при министерстве народного образования. Томас упивался приятным известием, тем более что услышал его именно из уст Неймюллера.
— Первое заседание состоится на той неделе. Ты получишь приглашение.
Каких-нибудь две недели назад Томас опасался, что его ототрут к сторонке, что Герберт припишет себе его заслуги.
«Важное предложение заместителя председателя халленбахского совета. На общереспубликанской конференции с участием министра товарищ Герберт Марула выдвинул идею создания четвертого потока».
Эта статья в учительской газете привела Томаса в неописуемую ярость. Вечером он помчался к Кончинскому.
«Полюбуйся, какая наглость!»
«Не теряй головы, там разберутся!»
«На черта мне разбирать такое свинство, я возмущен тем, что оно вообще возможно. А с меня хватит. Обрыдло».
«Не волнуйся. Твое тщеславие еще будет вознаграждено».
Конечно же, Томас начал спорить, Кончинский неправильно истолковал его волнение. При чем тут тщеславие, когда речь идет о справедливости?
«Да, да, конечно, о справедливости, но не о ней одной. Ты меня не убеждай, Томас, мне порой кажется, будто ты рядишься в тогу борца за справедливость, чтобы скрыть под ней что-то другое».
Неймюллер встал.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Если и дальше так пойдет, быть тебе года через два заслуженным учителем.
Неймюллер рассмеялся, и Томас не понял, в шутку он это говорит или всерьез.
«Не волнуйся. Твое тщеславие еще будет вознаграждено».
Просто удивительно, до чего Кончинский разбирается в людях.
— А как вообще дела в школе? — спросил Неймюллер, уже выйдя из кабинета.
— Все по-старому.
Франц не хотел идти на классный вечер. С какой стати?.
«Желаю вам развлечься, мои молодые друзья. Строить социализм — веселое дело, веселое и жизнерадостное. Кто не работает, тот не танцует».
А потом он все-таки явился и сидел здесь и ждал. Кто-то крикнул: «Приглашают дамы!» Сперва он подумал: «Вот чепуха». Но тут его охватило сильное волнение. Сейчас все должно решиться. Хотя чему решаться-то?
Все уже давным-давно решено. Чего ради он здесь торчит? В тот день, когда Ирес вместе с Берри тайком ушла из комбината, да-да, тайком, иначе не скажешь, он твердо решил окончательно порвать со всем. Он уже не помнил, как добрался домой, он помнил только, как расшвырял по комнате свои вещи, как заталкивал их в чемодан. Немного погодя явился дядя Томас.
«Какая муха тебя укусила?»
«Я уезжаю обратно».
«Я не могу силой удерживать тебя. Но, по-моему, я вправе рассчитывать, что ты объяснишь мне свое поведение».
И вдруг вся накопившаяся в нем злость обрушилась на Томаса, который строит из себя невесть что, играет в порядочность, а сам обманывает родного брата. Франц испытывал злобную радость, швыряя эти обвинения в лицо дяде.
«Ну, что ты мне теперь ответишь? Устраивает тебя мое объяснение?»
Растерянность Томаса была ему приятна.
«Что ж ты не защищаешься? Почему не обзовешь меня сумасшедшим, не запретишь мне даже касаться этой темы?»
«У меня нет иных оправданий, кроме одного-единственного: я ее люблю. Порой я просто не могу работать, не могу совладать с собой. Порой мне кажется, что все потеряно, что я переоценил свои силы».
Франц был несколько обескуражен подобным смирением. Противник, который не желает защищаться, его смущал. В таких случаях он всегда пытался докопаться до причины, побуждающей противника вести себя именно так, а не иначе.
«Тебе может показаться, что я вымаливаю понимание. Но я ничего не собираюсь оспаривать. Да, я боялся предстоящего объяснения с тобой. Теперь я задаю себе вопрос: а почему, собственно, боялся? И не странно ли, что артисту или инженеру скорее простят недозволенную любовь, чем учителю? Может, я и не прав. Не знаю, не знаю. Что такое, в конце концов, недозволенная любовь?»
Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Типичная жизнь мегаполиса: работа, дом, посиделки с друзьями, вечерний просмотр телевизора. Этот мир дает нам буквально всё, чтобы мы почувствовали себя счастливыми. На первый взгляд Даррен Сангвин — типичный представитель этого мира счастливцев. Шесть лет назад он получил всё, чего хотел: вырвался из родного захолустья и покорил большой город. Но достаточно ли этого, чтобы обрести счастье? Одиночество. Апатия. Бескрайняя усталость. Что ещё скрывается по ту сторону?
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.