Прощание с ангелами - [128]
У Франца словно крылья опустились. И уехать он бы теперь не смог. Куда, спрашивается, уезжать?
«Блудный сын вернулся домой. Вот и ты наконец».
Чмок в лоб, чмок в щеку.
«Мой мальчик, мой дорогой, славный мальчик, я знала, что ты вернешься».
«Привет, служка».
«Как делишки, Берто?»
«А Штойбнер-то до чего обрадуется. Каждый тоталитарный режим и т. д. Знаю я эти фокусы».
«Ты все еще хороводишься с его дочкой?»
«Неужели это на меня похоже? Ну а ты сподобился?»
«Чего сподобился?»
«Сам понимаешь».
«Нет».
«Дал маху, служка. Подумай: секс при социализме».
«Ох и надоел же ты мне».
С чего он, болван, вообразил, будто Ирес пригласит его? Он сидел, как скованный.
А рядом сидел Виссендорф.
— По-моему, ты уже прижился здесь, Франц.
После встречи на квартире Виссендорф начал говорить ему «ты».
— Исключительно благодаря урокам обществоведения, господин Виссендорф.
— А я думал, благодаря Ирес.
Удивленный Франц в смущении уставился на него.
— Как так?
Он перевел взгляд на Берри — тот стоял возле магнитофона и регулировал громкость.
— Потише, Фокс.
— Так надо, господин Виссендорф.
Берри ждал Ирес, как ждал ее и Франц. Но покуда остальные танцевали, она вышла из зала, и Берри ужасно злился, что у нее не хватает мужества открыто, при Франце, показать, с кем она.
«Разрешите пригласить?» — И все сразу стало бы на свои места.
«Я не могу отнять у него надежду».
Она снова взяла Берри за руку и начала перебирать его пальцы.
«Ты знаешь, что он мне сказал?»
«Дрянь твой Франц и больше никто».
«Он сказал, что, если бы не я, он бы уехал обратно».
«А дальше что?»
«Я думала, вы с ним друзья».
Благодарю покорно за такого друга. Пусть катится ко всем чертям и к НАТО в объятия, если он живет здесь только из-за Ирес. Он, Берри, так не поступил бы, он бы открыто выложил карты на стол. Так же открыто, как отказался поддержать кандидатуру Франца, когда тот надумал вступить в СНМ.
«С чего это ты вдруг загорелся?»
«Хочу вступить, больше ничего».
«Не мели ерунды, мне надо знать, почему ты хочешь вступить».
«Я имею право подать заявление или нет?»
«Подавай».
«А как скоро меня примут?»
«Смотря по обстоятельствам».
«По каким таким обстоятельствам?»
«По обычным».
«А мне хотелось бы, чтоб меня приняли сразу, понимаешь?»
«Понимаю».
«Ну так когда же?»
«Смотря по обстоятельствам».
И тут Франц выпустил наконец кота из мешка.
«Как вы намерены обойтись с Ирес?»
Франц вообразил, будто они собираются как следует пропесочить Ирес на очередном собрании. Нечто вроде сведения личных счетов. Значит, Франц считает его способным на такую подлость?
«Это наше дело».
«И мое тоже».
Одного у Франца не отнимешь: он далеко не трус. Скорее наоборот, он алчет мученического венца. И потому не думает о последствиях.
Но Берри мучеников не жаловал. С этого дня он начал вести себя так, словно хотел показать Францу: ты не наш и вообще ты нам мешаешь.
«Берри! Если ты будешь так обращаться с Францем…»
«Как «так»?»
«Сам знаешь как».
«Допустим. Что же тогда будет?»
Она повернулась и ушла.
А как ему прикажете обращаться? Ну как? Давай, Франц, заключим договор: я уступаю тебе Ирес, а ты остаешься здесь. Единство Германии того стоит. Господи, какая чушь! Найди себе кого захочешь, но к Ирес не лезь!
Берри убавил громкость, так что теперь музыка почти не была слышна.
— Отойди сейчас же от магнитофона!
— Что, что?
Герберт вдруг передумал. По дороге в Дебен, когда они проезжали мимо какого-то деревенского трактира, он велел шоферу остановиться.
— Давай, Рихард, выпьем по чашке кофе.
Он не обманывался на свой счет. Он знал, что никуда дальше не поедет.
— А времени у нас хватит?
— Еще останется.
Они сидели в углу зала за круглым неструганым столом без скатерти, хозяйка принесла им кофе, для шофера — со сливками, для него — черный с двойной порцией водки, часть которой он тут же вылил в кофе. Герберт вдруг спросил:
— Рихард, а сколько тебе лет, между прочим?
— Скоро переплюну Авраама. Пятьдесят пять.
— А ты доволен?
— Чем?
— Я глупо спросил. Ну ладно, оставим это.
Герберт усмехнулся про себя и склонился над чашкой. Шофер тоже. Некоторое время они сидели молча. Но Герберт не вынес этого молчаливого сидения. Вдруг захотелось выговориться, услышать, как судит о нем другой, по обычаю, который они с Рут завели много лет назад. Тогда это было своего рода игрой.
«Каким (или какой) ты меня видишь?»
На первых порах они видели друг в друге только хорошее.
Герберт сумел скрыть свое смущение, принял уверенный вид, снова рассмеялся. Но вдруг лицо у него изменилось. Он схватил рюмку и залпом осушил ее.
— Рихард, а ты давно в партии?
— Надо подсчитать. Я с тридцать второго.
— А с тобой так бывало, чтобы ты спросил себя: зачем я все это делаю? Не знаю только, понимаешь ли ты меня.
— Я тебя понимаю.
— Оптимистическое мировоззрение. Новый подход к жизни. До того все просто — сил нет. Ты надрываешься, ты вкалываешь по шестнадцать — двадцать часов в сутки, и вдруг тебя словно осенит: а какой в этом смысл? Кому будет польза от того, что ты надорвешься?
— Тебя что, здорово расчихвостили?
— Разве похоже?
Шофер кликнул хозяйку и попросил сигарет.
— Я думаю, каждый из нас когда-нибудь да выдыхается. Ничего удивительного тут нет. На то мы и люди. Выдыхаешься, и все. Даже при социализме. Я всегда злюсь, когда какой-нибудь тип влезет на трибуну и начинает нести околесицу. Мне так и кажется, будто он хочет пририсовать всем нам белые крылышки. После такого собрания боязно выпить кружку пива или переспать с женщиной. И если я делаю это, то с нечистой совестью. А сделавши, говорю себе: «Ну, слава богу, не разучился!»
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.
Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.