Просьба - [27]

И вся история Яхьи всплыла в его памяти. Яхья был их соседом. Работал начальником цеха на сыродельном заводе. И кто его знает, может, с делом своим справлялся, но его не любили за скаредность. К тому же ростом он не вышел, и люди насмешливо говорили, что, когда Яхья идет, пятками колотит себя по одному месту… Рост от человека не зависит — получай то, что дано природой, и за уродство люди Яхью не осуждали — какой есть, такой есть, живи… Но они возненавидели этого карлика, который в одно мгновение порешил огромного, сильного мужчину, почтальона Мулаима-киши.

Бахман учился тогда в седьмом классе и, вернувшись из школы, играл с ребятами в футбол на пустыре за домами. В их квартале недавно сломали стоявшие бок о бок ветхие лачуги медников, красильщиков, башмачников; улицу расширили, пробили дорогу, устроили тротуары; людям и машинам стало легче, и для детей стало раздолье — несколько дней они играли в футбол, как будто хотели наверстать потерянное в прошлые годы.

Кроме того, райисполком разрешил жильцам выдвинуть вперед уличные заборы; площадь дворов увеличилась, да и сами заборы, однообразные, вытянутые в одну линию, теперь не уродовали, а украшали улицу.

И вот когда ребята упоенно носились по футбольному полю, на этой похорошевшей улице поднялся страшный шум, и вдоль нее полетел слух, что скоропостижно умер почтальон Мулаим-киши. Все удивились: с чего это вдруг здоровый человек умирает?! И вслед за известием о смерти почтальона покатилась по улице новость: это Пота Яхья пролил кровь Мулаима. Дети и взрослые, старики и больные — все кинулись к месту происшествия. Когда Бахман с ребятами прибежали туда, Мулаима-киши уже уложили на носилки, накрыли простыней. Его жена ревела в голос, била себя кулаками по голове.

Вскоре приехали люди из милиции, из прокуратуры — выяснять причину гибели человека. Единственным свидетелем трагической смерти Мулаима-киши оказался каменщик Калантар. Он огораживал усадьбу Пота Яхьи — так, как указал хозяин. Работа была в полном разгаре, когда пришел со службы почтальон. Ему сразу бросилось в глаза, что Яхья отхватил себе большую часть нового участка земли. «Ты что же, сосед, на моем-то участке забор возводишь?» — «Ничего подобного, отвечает Яхья, — этот участок мне полагается.» — «Как же, — говорит Мулаим-киши, — участок против моего дома, под моим окном, а ты его считаешь своим и забором огораживаешь?» Слово за слово — заспорили; скандал разгорался, хотя Калантар и пытался утихомирить спорщиков, тем более что правота Мулаима и неправота Яхьи были очевидны. Но коротышка Яхья продолжал наскакивать на Мулаима, тот отбивался; вдруг Яхья исхитрился, подскочил на своих коротких ножках и ударил старика в грудь; тот пошатнулся, упал на груду камней и затих. Оказывается, ударился виском об угол камня. Смерть наступила так неожиданно, что в нее сначала никто не поверил. Даже следователь усомнился. К тому же Пота Яхья был так жалок, так съежился от страха, что при своем малом росте был похож на гномика — не верилось, что он мог ударить и свалить с ног такого мужчину, как Мулаим-киши. «Правда ли то, что ты говоришь?» — спросил следователь Калантара. «А зачем мне врать, — отвечал Калантар, — у меня над головой аллах, а перед глазами правда, я все видел; во всем виноват Яхья».

И тут жителей квартала словно прорвало. Они долго молчали, прощая Яхье разные проделки, — то ли не считали нужным с ним связываться, то ли втайне жалея этого от природы вроде бы обиженного человека… «Смотрите, — говорил один, — что сделал этот карлик!» — «А что ты на его рост смотришь? Ты лучше прикинь, — говорил другой, — сколько у него денег, и поймешь, отчего он обнаглел. Если сложить в стопу собранные им деньги и поставить его сверху, то он в два раза выше Мулаима-киши окажется». А третий считал, что теперь Яхья отсидит и за убийство, и за тихое многолетнее воровство.

Той порой похоронили Мулаима-киши. Дочь и зять, справив поминки, уехали в Баку, и осталась в доме одна старуха жена горевать и плакать по сыну, не вернувшемуся с войны, и по мужу, погибшему от руки соседа. Прошло сорок дней, и вдруг является домой Пота Яхья, выпущенный будто бы на поруки до суда. Прошел месяц — суда нет, третий — Яхья сидит дома, трагедия постепенно забывается… А вскоре распространилась весть, что Яхья начисто оправдался, в смерти почтальона его вины не было. Говорили, будто жена и дочь Мулаима-киши написали прокурору письмо, в котором заявили, что соседа ни в чем не винят, а каменщик Калантар изменил свои прежние показания. «Надо мной, — говорил, аллах, он все видит, не даст солгать, во всем виноват сам Мулаим-киши — он говорил Яхье все, что взбрело на ум, оскорблял его, даже схватил камень и бросил в Яхыо, но споткнулся и упал, и упал так неудачно, что сразу и дух вон…» Такой внезапный поворот дела всех привел в изумление. Конечно, каменщик Калантар Мулаиму-киши человек чужой, он мог ради кого-то или ради чего-то, сказав сначала одно, потом сказать другое и даже вовсе отказаться от своих показаний, данных, может быть, и сгоряча. Но жена Мулаима-киши и его родная дочь — во имя чего, почему они так поступили? Потеряли самого дорогого человека и спасали виновника его гибели от справедливой кары! Этого понять никто не мог. Ведь простить преступника — значит стоять с ним в одном ряду!