Пророки - [9]

Шрифт
Интервал

Оглаживая свое тело, она пробуждала внутри еще одно запретное чувство — уверенность в себе. Впрочем, невооруженным глазом этого было не различить. Безмолвный бунт, глубоко личный и оттого особенно приятный. Ведь что радости, что личного пространства ей перепадали жалкие крохи. Страдание крюками торчало из углов кухни, а из каждой укромной щели рвался наружу гнев. Пробирался меж половиц, проползал под дверями, сочился сквозь сжатые губы.

Мэгги подбросила дров в брюхо плиты и вытащила из верхнего шкафчика противень. Вернувшись к рабочему столу, вывалила из миски тесто, формочками вырезала из него печенья, убористо разложила их на сковородке, а затем отправила ее в духовку. Это вовсе не значило, что теперь ей можно передохнуть. Когда служишь людям находчивым, дело тебе найдется всегда. Особенно если находчивость их идет от скуки, от желания поизумляться чему-нибудь, пускай и незаслуженно.

Ну и горазды же на выдумки были эти Галифаксы! Однажды, например, Пол зазвал ее к себе в комнату. Когда Мэгги вошла, он стоял у окна, и лица его в ярком свете солнца было не разобрать.

— Подойди, — приказал он ровным, сочащимся ядом голосом.

И велел ей подержать его мужской орган, пока он будет опорожняться в ночной горшок. Повезло еще, что чего похуже не придумал. После он приказал ей направить его щель себе на грудь, из комнаты она вышла вся в желтых, притягивающих мух потеках. И да, она считала, что легко отделалась, однако, вы только подумайте, какие фантазии!

Она постаралась вспомнить, что говорила ей Кора Дорогуша — бабушка из Джорджии, объяснившая Мэгги, кто она такая. Мала она тогда была, да и времени побыть вместе им выпало совсем немного. Но если уж что в мозгу отпечаталось, нипочем не сотрешь. Оно, может, и поблекнет от времени, но до конца не исчезнет. Каким же это заморским словом Кора Дорогуша называла тубабов? Точно! Ойбо! И на английский толком не переведешь. Ближе всего по смыслу будет «катастрофа». Вот уж точно, все они — ходячая катастрофа.

Грубость их Мэгги не пугала, ведь ничего другого она от них не ждала. Люди себе обычно не изменяют, и, как ни больно это признавать, все же спокойнее, когда они ведут себя предсказуемо. А вот проявления доброты доводили Мэгги до паники. Доброта — непредсказуема, как и все ловушки. Мэгги отвергала ее, рискуя нарваться на последствия. Но лучше уж получить привычное наказание и не чувствовать себя идиоткой.

Много лет назад, когда она только приехала в Пустошь, Рут — по виду ее ровесница — отнеслась к ней очень тепло. Обе они в ту пору были совсем девчонками, несмотря на то что уже кровоточили.

— Ну же, не плачь, — сказала Рут тогда, радостно глядя на нее. Тонкие губы растянулись в улыбку, обнажив неровные зубы.

Она повела Мэгги в дом, такой большой, каких она до сих пор и не видывала. И даже пригласила наверх, в свою спальню. А там вытащила из шкафа платье, и Мэгги осмелилась им восхититься. До чего же ткань красивая, вся в оранжевых бутончиках — крошечных совсем, вроде горошин. Никогда у нее не было такой прелестной вещицы. Кто бы на ее месте устоял? Рут тогда носила под сердцем ребенка — одного из тех, что не выжили. И отдала платье Мэгги, объяснив, что на нее оно все равно больше не налезает.

— Мне сказали, ребенок родится зимой. Ужасно, правда?

Мэгги не ответила, потому что любой ответ обернулся бы против нее.

— Уж придется нам постараться, чтобы сюда не пробралась пневмония, верно?

На этот вопрос отвечать можно было без страха, и Мэгги кивнула.

— Как же тебе идет мое платьице! Прямо вся светишься! Мне всегда казалось, что на черномазых белое смотрится лучше, чем на людях.

Мэгги тогда была молода и не понимала, что к чему. Не сознавала, как опасно принимать такие подарки, что платье в любой момент отберут да еще и оговорят ее в придачу. Так оно и вышло. И, когда после такого теплого приема от Рут Мэгги обвинили в воровстве, она не стала оправдываться. Какой смысл? И порку вынесла, как смогла бы лишь женщина вдвое старше и при вполовину меньшем числе зрителей.

О, как убивалась Рут, думая, что слезы заставят Мэгги поверить в ее искренность. Они ведь и впрямь на вид казались настоящими. Да еще несла какую-то чушь, что Мэгги ей как сестра, не удосужившись спросить, согласна ли сама Мэгги на такое родство. Видно, считала, что стоит ей писать захотеть, как Мэгги тут же радостно подставит руки под струю и напьется. Одно только она поняла, пока Рут рыдала: слезы тубабских женщин — зелья опасные, от них и камни раскисают, а люди всех цветов кожи теряют разум, становясь мягкими и податливыми. Так был ли смысл спрашивать: «Отчего же ты не сказала правду?»

Зимой Рут разрешилась девочкой, которую назвали Аделина. А после принесла малышку — беленькую и очень недовольную — в кухню и сказала Мэгги:

— Держи-ка. Я помогу тебе расстегнуть платье.

Мэгги видела, как других принуждали к такому, и боялась, что однажды придет и ее черед. Всю выдержку пришлось призвать на помощь, чтобы сделать вид, будто она согласна стать этому ребенку дойной коровой. Глаза у девочки были тусклые, а ресницы почти того же оттенка, что кожа. С тем же успехом могла родиться и вовсе без ресниц. Ищущие губы малышки коснулись ее груди, и Мэгги всю затрясло. Она выдавила из себя улыбку, просто чтобы не швырнуть хрупкое тельце оземь. Да что же это за люди, которые не желают кормить собственных детей? Лишают их счастья пить материнское молоко? Даже животные так не поступают.


Рекомендуем почитать
Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.


Осьминог

На маленьком рыбацком острове Химакадзима, затерянном в заливе Микава, жизнь течет размеренно и скучно. Туристы здесь – редкость, достопримечательностей немного, зато местного колорита – хоть отбавляй. В этот непривычный, удивительный для иностранца быт погружается с головой молодой человек из России. Правда, скучать ему не придется – ведь на остров приходит сезон тайфунов. Что подготовили героям божества, загадочные ками-сама, правдивы ли пугающие легенды, что рассказывают местные рыбаки, и действительно ли на Химакадзиму надвигается страшное цунами? Смогут ли герои изменить судьбу, услышать собственное сердце, понять, что – действительно бесценно, а что – только водяная пыль, рассыпающаяся в непроглядной мгле, да глиняные черепки разбитой ловушки для осьминогов… «Анаит Григорян поминутно распахивает бамбуковые шторки и объясняет читателю всякие мелкие подробности японского быта, заглядывает в недра уличного торгового автомата, подслушивает разговор простых японцев, где парадоксально уживаются изысканная вежливость и бесцеремонность – словом, позволяет заглянуть в японский мир, японскую культуру, и даже увидеть японскую душу глазами русского экспата». – Владислав Толстов, книжный обозреватель.


Риф

В основе нового, по-европейски легкого и в то же время психологически глубокого романа Алексея Поляринова лежит исследование современных сект. Автор не дает однозначной оценки, предлагая самим делать выводы о природе Зла и Добра. История Юрия Гарина, профессора Миссурийского университета, высвечивает в главном герое и абьюзера, и жертву одновременно. А, обрастая подробностями, и вовсе восходит к мифологическим и мистическим измерениям. Честно, местами жестко, но так жизненно, что хочется, чтобы это было правдой.«Кира живет в закрытом северном городе Сулиме, где местные промышляют браконьерством.


Трилогия

Юн Фоссе – известный норвежский писатель и драматург. Автор множества пьес и романов, а кроме того, стихов, детских книг и эссе. Несколько лет назад Фоссе заявил, что отныне будет заниматься только прозой, и его «Трилогия» сразу получила Премию Совета северных стран. А второй романный цикл, «Септология», попал в лонг-лист Букеровской премии 2020 года.«Фоссе говорит о страстях и смерти, и он ищет в них вневременной смысл, поэтому пишет отрешенно и сочувственно одновременно, а это редкое умение». – Ольга ДроботАсле и Алида поздней осенью в сумерках скитаются по улицам Бьергвина в поисках ночлега.


Стеклянный отель

Новинка от Эмили Сент-Джон Мандел вошла в список самых ожидаемых книг 2020 года и возглавила рейтинги мировых бестселлеров. «Стеклянный отель» – необыкновенный роман о современном мире, живущем на сумасшедших техногенных скоростях, оплетенном замысловатой паутиной финансовых потоков, биржевых котировок и теневых схем. Симуляцией здесь оказываются не только деньги, но и отношения, достижения и даже желания. Зато вездесущие призраки кажутся реальнее всего остального и выносят на поверхность единственно истинное – груз боли, вины и памяти, которые в конечном итоге определят судьбу героев и их выбор.На берегу острова Ванкувер, повернувшись лицом к океану, стоит фантазм из дерева и стекла – невероятный отель, запрятанный в канадской глуши.