Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах - [7]
Наша няня Маша, Мария Вертикова, как большинство простых русских женщин, была специалистом по разгадыванию снов — незаменимый навык в тяжелой и иррациональной деревенской жизни. Когда я рассказала Маше про свой сон, она меня обнадежила: «Чихание — это хороший знак. Никита Сергеевич возвращается». Живя в деспотическом обществе, всегда ищешь проблески надежды, поэтому тем же утром моя такая рациональная мама села за телефон и начала обзванивать всех московских знакомых, радостно сообщая им, что система вот-вот изменится к лучшему.
А несколько месяцев спустя случилось невообразимое. В сентябре 1985 года, давая интервью журналу «Тайм», Горбачёв прервал 21-летнее молчание вокруг имени моего деда. «Я вспоминаю ещё раньше, в 1961 году, встречу Хрущёва и президента Кеннеди в Вене, — сказал он. — Был Карибский кризис, но в 1963 году мы всё же увидели договор о частичном запрете ядерных испытаний. Хотя, повторяю, это было время кризиса, две страны и их лидеры проявили достаточно мудрости и смелости, чтобы принять некоторые очень важные решения»[10].
Упоминание Горбачёвым «мудрости» моего деда заставило многих взглянуть на его наследие в более позитивном свете. И хотя две главные советские газеты, «Правда» и «Известия», сначала напечатали это интервью, вырезав из него под давлением КГБ имя Хрущёва, горбачёвское видение возобладало: он явно считал себя учеником бывшего советского лидера[11].
Начатая Горбачёвым политика гласности и перестройки знаменовала собой первую открытую дискуссию о путях реформирования государственного управления и экономики страны — и всё это вживую и без заготовленных текстов транслировалось по телевидению. Внезапно оказалось, что мой дед больше не нуждается в защите. Ему вернули его место в истории страны, и имя Нины Хрущёвой стало скорее роскошью, чем необходимостью. Впрочем, меня в ту пору куда больше заботило, что делать с новообретенной свободой, чем то, какую подпись я буду ставить на проездных документах — это стало неожиданно возможным, когда советское государство разрешило своим гражданам выезжать за рубеж. С намерением посмотреть мир и заодно получить степень по литературе в Принстонском университете, я в августе 1991 года отправилась в США. (Но даже тогда тень разговора с Молотовым всё ещё преследовала меня.)
За дальнейшими событиями я следила уже из Америки. Я видела, как ГКЧП пытался отстранить от власти Горбачёва и как путч провалился; как люди вышли на улицы, а Борис Ельцин, в ту пору президент РСФСР, возглавил их движение. Я видела, как распался Союз и как граждане России приветствовали рыночную экономику; видела, как обернулась анархией посеянная Ельциным мечта, а он сам из партийного аппаратчика превратился в царя-самодура. И из Америки я наблюдала за приходом к власти олигархов — людей, которые, благодаря своим связям, получили жирные куски от пирога приватизированных национальных ресурсов, в то время как сбережения моей семьи и других простых людей растаяли у них на глазах.
Вновь в Москве у матери я оказалась в канун Нового, 1999 года, в тот самый день, когда Ельцин — больной и немощный, превратившийся в объект всеобщего презрения — объявил о своей отставке. Был холодный зимний день, шёл снег. Когда я переступила порог нашей московской квартиры[12], мама смотрела по телевизору выступление Владимира Путина, в котором новый президент обещал бороться с олигархией, соблюдать верховенство закона и не занимать свой пост ни на день дольше разрешенных Конституцией двух четырехлетних сроков.
― Он производит впечатление умного и достойного человека, разве нет? — сказала мама.
― Он в прошлом полковник КГБ, — ответила я. — А бывших агентов не бывает.
― Нет, он же из Санкт-Петербурга, нашего окна в Европу. Он молодой, всего сорок восемь лет, да и вообще, кто угодно лучше, чем Ельцин, — привела мама аргумент сторонников традиционного русского верования, что следующий царь непременно будет лучше предыдущего.
Я помотала головой.
― Ельцин, конечно, был продажным и даже очень, я уверена[13]. Он пил и как президент недостойно вёл себя, но при нем были свободные выборы, свобода слова. Вот увидишь, Путин будет вторым Брежневым, если не Сталиным. Его неограниченная власть породит неограниченную коррупцию.
Тогда я так не сказала, но у меня было предчувствие, что путинское пребывание у власти не сулит ничего хорошего нашей семье и наследию деда.
Мой прогноз вскоре подтвердился. Данное президентом при вступлении в должность обещание вернуть россиянам самоуважение после анархии ельцинской эпохи, похоже, было тревожным звонком из нашего деспотичного прошлого — от его «вертикали власти» до контроля над СМИ и выборами. И что ещё хуже, две трети граждан страны, пережив невозможный переходный период, были уверены, что посткоммунистические реформы принесли России больше вреда, чем пользы[14]. Приученные считать государственные интересы выше личных, половина населения страны жаждали возврата к твердому, сталинскому, типу руководства и скорбели по утраченному «статусу великой мировой державы»[15]. Они словно бы говорили: «Да, нас расстреливали и сажали миллионами, зато какими грандиозными были наши победы и военные парады!» Многие добровольно отказались от свободы в обмен на путинские гарантии «стабильности и порядка», что уже тогда я воспринимала как новую форму ГУЛАГ а — не место с колючей проволокой и охранниками на вышках, а ГУЛАГ русского сознания, невидимую тюрьму внутри всех нас.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
В книге рассматривается малоизвестный процесс развития западноевропейского плутовского романа в России (в догоголевский период). Автор проводит параллели между русской и западной традициями, отслеживает процесс постепенной «национализации» плутовского романа в Российской империи.